Стамбул. Город воспоминаний

Издательство Ольги Морозовой продолжает серию книг об истории главных городов мира, написанных известными писателями, — вслед за "Лондоном" Питера Акройда выходит "Стамбул" Орхана Памука. Правда, в отличие от чопорного британца, претендующего на научный подход, турецкий прозаик демонстративно субъективен — Памук не скрывает, что влюблен в свой город. Здесь он родился, вырос и живет всю жизнь — вплоть до недавнего времени, когда ему чуть не пришлось стать политэмигрантом (его откровенные слова о геноциде армян 1915 года были сочтены "оскорблением государства", заслуживающим уголовного наказания, и только под давлением Евросоюза властям пришлось пойти на попятный).

Ведя рассказ о далеких исторических событиях, автор подчеркивает свою личную, семейную вовлеченность в них — через рассказы бабушек, памятные с детства фотографии и гравюры. И неважно, идет ли речь о приезде в Стамбул Флобера в 1850 году или о завоевании Константинополя турками-османами четырьмя веками ранее. Кстати, называть это историческое событие "взятием" или "падением" — вопрос тонкий. По тому, какое слово употребляется, замечает автор, можно судить, где вы находитесь — на Востоке или на Западе. Недаром профессор Колумбийского университета упрекнул жену Памука в национализме, когда та нечаянно написала "взятие" в своей курсовой. "На самом же деле она употребила это слово просто потому, что так ее научили в турецком лицее; она отчасти даже симпатизировала православным грекам — ее мать была русского происхождения", — замечает Памук.

Благодаря этой ремарке у русских читателей появляется личная вовлеченность в книгу. Но не только благодаря ей: Стамбул-Константинополь-Царьград — место для россиян не чужое. Принятие из рук Византии восточного христианства определило всю дальнейшую судьбу нашей страны: древняя столица на Босфоре стала для молодой северной страны источником знаний, обычаев и вкусов. А после того, как в 1453 году Мехмет Завоеватель сделал греческий Константинополь османским Стамбулом, Русь буквально осиротела, и официальная доктрина "Третьего Рима" ("два Рима пали, Москва — третий, а четвертому не бывать") едва ли могла скрасить это сиротство. Не случайно с конца XVIII века, когда стала выдыхаться петровская идея устроить в России голландско-немецкий парадиз, младших отпрысков дома Романовых из поколения в поколение стали называть Константинами — с прицелом на возможное воцарение на троне Палеологов. Дважды это чуть не произошло: в 1878 году, когда только британский ультиматум остановил войска генерала Скобелева в 15 километрах от Стамбула, и во время Первой мировой: если бы наша страна скоропостижно не вышла из Антанты, когда ее победа была уже предопределена, Черное море действительно могло стать внутренним морем России.

"В эпоху писателей-переселенцев я умудрился прожить 50 лет в одном и том же доме, — подчеркивает автор в первой же главе. — Такая привязанность к Стамбулу накладывает на характер человека отпечаток судьбы этого города". Недавние неприятности Памука прекрасно продемонстрировали этот тезис. К счастью, европейское начало в Турции взяло верх, и Памук может без помех продолжать свою "книгу Стамбула" — в кавычках или без.