Слава богу, ты пришла
В Эрмитаж из Египетского
музея в Берлине приехали
бюсты царицы Нефертити.
Куратор выставки Андрей
Большаков рассказал Дарье Агаповой об амарнском искусстве и идеале
красоты.
Четыре крошечных скульптурных портрета не больше
тридцати сантиметров высотой
составят одну из самых важных выставок сезона. Египет-
ская коллекция Эрмитажа пользуется огромной популярностью,
но в ней нет вещей так называемого амарнского периода — загадочной эпохи правления фа-
раона Аменхотепа IV, называвшего себя Эхнатоном — «сыном Солнца». В XIV веке до н. э.
царь-революционер перекроил
основы религии, построил новую
столицу — Ахетатон — и оставил
после себя странные, вываливающиеся из консервативной египетской традиции па-
мятники. Но более всего
прославился в веках красавицей
женой — Нефертити.
«Голова царевны» на выставке выглядит, как в футуристическом ужастике, —
так искажен череп. Почему
на амарнских памятниках
люди такие странные?
Если говорить всерьез, мы не знаем. У нас есть только предположения. Этот исказительный
стиль — египтологи употребляют
термин «карикатурный» — возник по желанию самого Эхнатона. Идея была, судя по всему,
религиозная. Все черты самого царя очень искажены и утрированы: вытянутый подбородок, удлиненный череп, широкие
бедра, отвислый живот. Вообще, с такими аномалиями человек жить не должен. Чего только о нем ни писали, каких только диагнозов ему ни ставили. Но мы ведь не знаем, как он выглядел на самом деле, — у нас нет
его костей, мумии. Часть странностей, во всяком случае «женские» черты царя, могут объясняться тем, что он изображается как бог Шу, в одном из вариантов как гермафродит. Но все
этим не объяснить, и тут египтология разводит руками. Теорий очень много. В этом раннем
амарнском стиле много раздражающего, но много и интересного, потому что есть гораздо больше живых подробностей, чем это
было принято в египетском искусстве. Но знамениты, конечно,
памятники позднего амарнского времени. Все они связаны с одной находкой: в 1912 году экспедиция Немецкого Восточного общества нашла в Амарне нетронутую скульптурную мастерскую. Когда город был покинут,
она, видимо, была заперта. Там
был упавший шкаф, в котором
нашли около пятидесяти вещей,
прославивших эту эпоху, начиная с большого бюста Нефертити и до многочисленных гипсовых отливок с лиц.
Вещи на выставке —
тоже из этого шкафа?
Да, амарнские вещи оттуда. Таких вещей три, и еще
одна — голова Амасиса, более поздняя, взята для контраста, чтобы показать, что
было нормой для египтян и что
было аномалией, как Амарна.
Для нас амарнские вещи будут
выглядеть превосходящими, более близкими нам. А с точки зрения египтян — наоборот.
В истории немного мифов
о женской красоте, и миф о Нефертити — один из самых
мощных. Вы говорили о невозможности преодолеть
психологическую пропасть
между современным человеком и древним. Почему
же современному человеку
так хочется поучаствовать в поддержании этих мифов?
Это очень понятная вещь. Миф
не имеет никакого отношения
собственно к Нефертити. Кстати,
если бы не этот шкаф, никакого
мифа о ее красоте не было бы,
потому что на ранних рельефах
она — урод с искаженным черепом. Вообще, мы почти ничего не можем сказать о египтянах. Мы знаем только их памятники. Что-то жизненное о людях удается
уловить крайне редко, поэтому
мы цепляемся за каждую деталь.
А про царей мы еще меньше
знаем, потому что они совершенно закрыты. Царь выступает
только в культовых контекстах.
Он — существо двойной природы,
человеческой и божеской — стоит
на границе миров. Поэтому он единственный, кто действительно может приносить жертвы
богам и тем самым управлять
миром. На памятниках ничего
другого найти нельзя. Царь как
человек для нас не существует.
Его семейная жизнь скрыта от нас начисто. Это и оказывается
для нас невероятно привлекательным в Амарне — на передний
план впервые выходит семья:
Эхнатон, Нефертити, шестеро
дочерей. Появляются совершенно необычные сцены — царь с женой обнимаются, дочки по ним ползают, Нефертити сидит у него на коленях. И от этого всего
веет каким-то особым настроением. Его даже принимали за гуманизм. Но поскольку Эхнатон
свел мир к взаимоотношениям
себя и Солнца — сына и отца, это
все нужно понимать по-другому.
Он загнал главную ось мира в семью. Управление миром стало
семейным делом. И это автоматически подняло статус его жены
и детей. Над семейными сценами
всегда присутствует солнечный
диск — Атон. То есть изображается не Эхнатон, жена и дети, а три
поколения…
Солнце, его дети и внуки?
Конечно. Всякая такая сценка —
это показ того, как устроен мир.
Герметизм египетского искусства в этих памятниках
как будто размыкается?
Нам так кажется. Нам кажется, что мы увидели, как это
было «на самом деле». Хотя, возможно, это просто другой шаблон, но он выглядит очень
по-человечески.
Отсюда такая сила этого
мифа?
В большой мере. Нам вообще
очень хочется египтянам верить.
Они заставляют себе верить: реалистическая традиция в ранний период, масса хороших деталей. Но не ходили они в таких
юбочках по солнцу. Были у них и рубахи, и плащи… Все это вообще гораздо сложнее.
«Прекрасная пришла».
Шедевры портрета
из Египетского музея
в Берлине
С 16 июня, Эрмитаж