Интервью: Оксана Барковская | Главное | Time Out
Главное

Интервью: Оксана Барковская

Анастасия Ниточкина   15 сентября 2008
5 мин
Интервью: Оксана Барковская
10 лет назад она пришла на РЕН ТВ, нашла мужа и сняла около 30 фильмов.

Вы могли предположить тогда, что программа «Военная тайна с Игорем Прокопенко» так кардинально изменит вашу жизнь?

Нет. Во всем виноват дефолт. Я спокойно работала на ОРТ, у меня очень удачно там складывалась карьера, но нам перестали платить зарплату. Я была девушкой одинокой, и мне нужно было элементарно себя кормить. О существовании Игоря я слышала от старшего брата Андрея, который старше меня на 11 лет, но лично мы с Игорем не были знакомы. Когда Андрей предложил поработать у его друга в «Военной тайне», я согласилась, а через три месяца мы с Игорем поженились.

Сказочная история. Военная тема вряд ли была близка выпускнице Софийского университета.

Как раз наоборот. Будучи внучкой, дочкой и сестрой военных, я стала убежденным пацифистом, но в теме разбиралась неплохо. И я прекрасно понимала, что не буду рассказывать о войне как таковой. Мне гораздо интереснее человеческие истории, которые можно найти где угодно. В том числе и на войне. Мы делали аналитические программы, говорили то, что думали, позволяли себе оценки происходящих событий, что для телевидения и того времени, и времени сегодняшнего было большой редкостью.

А потом вы стали начальницей мужа — главным редактором документального вещания канала?

Нет, конечно. Игорь еще больший начальник — заместитель генерального директора. Да и я не считаю себя телевизионным чиновником и бюрократом. Мне гораздо интереснее снимать, придумывать, копаться в материале, монтировать, чем прочитывать и редактировать за ночь 4—5 сценариев.

В семье бывают творческие и идеологические споры?

Скорее политические — у нас разный взгляд на ситуацию в стране и пути выхода из нее. Что изменилось в документальном кино за эти десять лет?

Самая приятная тенденция последнего времени — педофилы, некрофилы и жизнь маргиналов перестали интересовать зрителей. Чернушная документалистика, я надеюсь, скорой совсем уйдет в тень. Я поняла это, когда мы показали в эфире фильм Лены Погребижской «Продавец крови».

То еще название…

Это история писателя-блоггера Игоря Алексеева, который умер от рака. В онлайн-дневнике он рассказывал обо всем, что чувствовал и переживал. Но фильм не просто о смерти, а о том, как, умирая, он смерть победил. Рейтинги меня удивили: я поняла, что зрителю сегодня хочется сострадать, думать, примерять ситуацию на себя, любить и ненавидеть, то есть испытывать нормальные человеческие эмоции, а не смотреть на экспонаты кунсткамеры.

Но настоящее документальное кино — победители, скажем, фестиваля «Лавр» — по-прежнему не попадает в эфир.

Дело в том, что многие документалисты снимают так называемые артхаусные документалки для западных кинофестивалей про маргиналов, которые бесконечно пьют водку, матерятся, играют на баяне и убивают друг друга в пьяных драках. Именно такое представление о России складывается у зрителей после просмотра множества российских фестивальных лент. Мне бы не хотелось видеть их в нашем эфире. Я, например, категорически против показа того же «Трансформатора» про двух бомжей, которые пьют и обсуждают ситуацию в стране.

Ваш фильм «“Норд-Ост”, 11 ряд, или Дневник с того света» получил много западных наград, но его не сразу решились показать в России…

Мне тогда очень помогла Анна Политковская, которая вывезла кассету за границу и отдала фильм на фестиваль «Золотые ворота» в Сан-Франциско. У нас его тоже потом показали, правда, в урезанном виде.

Почему?

То, о чем говорит мать погибшего на Дубровке сына, гораздо больше бьет по мозгам, чем любые аналитические материалы и сухая статистика.

Но сегодня вы лично почти перестали заниматься журналистскими расследованиями и снимаете программу «Частные истории» о звездах шоу-бизнеса.

После убийства Анны Политковской я сказала, что завязываю с такого рода сюжетами и ухожу в гламур: у меня двое детей, и кроме меня их никто не сможет вырастить. Это был, конечно, эмоциональный, чисто женский срыв. Но даже мои «Частные истории» никакого отношения к гламуру, я надеюсь, не имеют — мы не выискиваем в жизни звезд криминала и никого не пытаемся обидеть и показать о публичных людях негатив. А резонансных тем в документальных фильмах, которые я сегодня продюсирую или снимаю как автор и режиссер, поверьте, более чем достаточно. Так что и журналистские расследования, и серьезная публицистика в моей жизни присутствуют…

У вас есть темы запрещенные?

Когда ко мне приходят гости, я с удовольствием показываю квартиру, но никого не пускаю в спальню — это приватная территория. И в гостях сама не заглядываю в хозяйскую спальню. Я не задам герою вопрос, на который мне самой было бы неприятно отвечать. Но у нас в программе есть свои «черные списки» персонажей. Я никогда не приглашу в эфир Яну Рудковскую и Диму Билана, мне не очень симпатичен Женя Плющенко, хотя я делала о нем программу 8 лет назад, но уже тогда он был «звездой-презвездой». Да и зрителю «Частных историй», я надеюсь, эти персонажи не очень интересны…

Частные истории
Вс 21 сентября, 14.30—15.40, РЕН ТВ