Влюбленный в классическое искусство

История фонда и вокруг него такова: в 2010-м коллекционер и меценат Инна Баженова (сама она собирает живопись около 10 лет — не только русскую, но и европейскую, и общие хронологические рамки коллекции довольно широкие, с XIV по XXI века) получила лицензию на издание русскоязычной версии международной газеты The Art Newspaper Russia, в минувшем октябре объявили о том, что она выкупила также и британскую версию издания, а еще до того, летом, привезла в Венецию на параллельную программу IXV Архитектурной биеннале, выставку нонконформиста Михаила Рогинского, президентом фонда которого она является. Ну а вот теперь наконец в Москве открывается новое выставочное пространство — собственно, фонд IN ARTIBUS, который помимо разных выставок обещает издавать хорошие искусствоведческие книжки.

Владимира Вейсберга с Михаилом Рогинским роднит то, что оба они в среде неофициального, «другого искусства» тоже были другими, существовали особняком. На обоих любят навешивать ярлыки — мол, Рогинский — русский поп-арт, а Вейсберг — наш Моранди и метафизик, говорят, вспоминая и правда одни из самых известных его зрелых работ из серии «белого на белом». Ну, развенчание мифов про Рогинского — дело летней венецианской истории, а теперь вот на примере около полусотни его картин и 20 рисунков и акварелей (причем из музеев нам сулят вещи редкие — плюс еще то, что хранится в частных домах) будут говорить о Вейсберге. Отталкиваясь от его высказывания «Я изучаю палитру», здесь о живописи par excellence, как самоцели (Вейсберг об этом рассуждал и теоретически, сформировав таблицу «Классификация основных видов колористического восприятия»), и образе жизни и намерены толковать. В общем, неудивительно, что цвет, гармония сочетаний, за которой в идеале для художника должен был раствориться, отойти на второй план сам предмет, был для него, прошедшего в том числе и через мастерские авангардистов-бубнововалетцев Машкова и Осмеркина, в основе всего. Ранние его натюрморты и портреты еще помнят колористическую сочность учителей, но потом она не то что испаряется, а переходит совсем в другое качество. Красочная поверхность, кажется, почти развоплощается, дематериализуется за каким-то трепетным мерцанием мазков. Даже если это просто черный стол с апельсинами на фоне белой стены — не просто черный и белый, а разноцветное марево, если вглядеться. И уж тем более в квинтэссенции вейсберговской живописи — лаконичном по цвету, но с бесконечными полутонами и переходами «белом на белом».