Счастливые дни

Пьеса ирландца Сэмюэла Беккета «Счастливые дни„ написана в 1961 году и справедливо считается одним из знамен абсурдизма. В ее основе — монолог не слишком молодой женщины о бессмысленности человеческой жизни, а единственная, но очень серьезная особенность “мизансцены„ заключается в том, что сначала героиня по имени Винни засыпана в песок по пояс, а потом — почти с головой. Беккет, автор нескольких романов и лауреат Нобелевской премии по литературе, известен главным образом как драматург. И когда в театре вдруг вспыхивает мода на его «В ожидании Годо» или «Макбетт» становится ясно, что режиссерам не только по-прежнему не дает покоя мизантропическая философия, но и чудится перспективное поле для деятельности. Не зря.

В спектакле Михаила Бычкова (московский дебют известного главрежа воронежского Камерного театра, приезжавшего в Москву за «Масками» и на фестиваль «Новая драма») это поле возделал питерский художник Эмиль Капелюш. На крошечной сцене филиала пушкинского театра он создал апокалипсис в миниатюре: охристое побережье утыкано осокой, склонившейся от ветра, сверху протянуты проволочные рельсы, по которым плавно и быстро, как подъемники в горах, ездят металлические вертолетики. Посреди этой красной пустыни — глубокий разлом, из которого видны пол-туловища Винни — Веры Алентовой («Москва слезам не верит»), главной и практически единственной живой души в беккетовском безвоздушном пространстве.

Безупречным постановочным ходом режиссер превратил нескончаемый монолог женщины (которая то и дело повторяет: «Какой счастливый день мог бы быть!» — и явно готовится к смерти) в финальный текст последнего выжившего после атомной катастрофы человека, без пола и без психологии. Разумеется, в русском театре без пола и уж тем более без психологии — никуда. И потому героиня очень хорошего и, как говорят в таких случаях, культурного спектакля Бычкова — дама, перебирающая побрякушки из сумочки и изредка бросающая вечно отсутствующему или больному мужу: «Вилли, ты где?!». Дама старается (и выходит у нее, надо сказать, неплохо — заслуга сосредоточенной и острой игры Алентовой) не изображать характер и, боже упаси, тяжелую женскую судьбу. И потому, когда во втором акте засыпанная песком (у Беккета) и опущенная в разлом (у Бычкова с Капелюшем) Винни с трудом ворочает языком и ее становится жалко, эти самые сочувственные эмоции от себя гонишь. Классика авангарда чувствительности не предполагает.