Люди нашего царя | Time Out

Люди нашего царя

Люди нашего царя

О мероприятии

Какого именно царя Улицкая подразумевает в заголовке своей новой книги, понимаешь почти сразу: того самого, который обычно пишется только с большой буквы. На это указывает первый же рассказ сборника, Путь осла, повествующий о путешествии русской писательницы Жени в крошечную французскую деревушку. И хотя дело происходит осенью, рассказ этот — совершенно рождественский, святочный. Волшебство начинается, едва Женя переступает порог старинного крестьянского дома, где ее вместе …

Какого именно царя Улицкая подразумевает в заголовке своей новой книги, понимаешь почти сразу: того самого, который обычно пишется только с большой буквы. На это указывает первый же рассказ сборника, Путь осла, повествующий о путешествии русской писательницы Жени в крошечную французскую деревушку. И хотя дело происходит осенью, рассказ этот — совершенно рождественский, святочный.

Волшебство начинается, едва Женя переступает порог старинного крестьянского дома, где ее вместе с попутчиками и другими гостями принимает синеглазая хозяйка Женевьев, бывшая участница парижских событий 1968 года, ныне счастливо одинокая. Фарфоровый умывальный таз, бамбуковая ширма, ветхое полотенце в заплатках; пресные лепешки, которые печет сама хозяйка в железной печурке; кролик, подбитый на охоте жителем той же деревни, — все здесь по-настоящему, и в тоже время — как в сказке. В камине пылает огонь, пожилая негритянка поет спиричуэлс, а девочка играет на пианино. Местный пастух приносит вдруг ягненка, сломавшего ногу, и парализованный от рождения мальчик внезапно произносит свое первое в жизни слово — ягненок.

Живое чудо присутствует не только в этом, но и в следующем рассказе — Приставная лестница. Жизнь его героев сурова, почти невыносима. В крошечной каморке барака живет потерявший на войне обе ноги пьяница Василий. Он бьет смертным боем жену, все равно горячо его любящую. Однажды старшая дочка Нинка из жалости к матери сбрасывает спящего отца вниз со второго этажа, а он не то что не разбивается, но даже не просыпается. В ту Рождественскую ночь все так хорошо обошлось, — резюмирует один из героев. Эти две истории задают светлую тональность всему сборнику.

Набор героев в Людях царя все тот же — математики, врачи, писатели, сотрудницы музеев, художники, живущие то в послевоенной тесноте коммуналки, то в просторных квартирах, переживших евроремонт, мужья, жены, дети, вдовы, зятья, тещи, их кошки и собаки И занимаются они примерно тем же, чем занимались у Улицкой всегда, — женятся, влюбляются, живут не с теми, кого любят, и любят не тех, с кем живут. Рожают детей и трудно (иногда легко) и страшно (иногда весело) умирают. Все, вроде бы, как обычно, только вот в этой книге потолок улетел, и над головами героев раскрылось небо.

Ощущение воздуха и света усиливается еще и за счет предельно раздвинутой географии действия рассказов. Отдельный цикл — Дорожный ангел — посвящен путешествиям лирической героини по России и Европе, Америке и Японии. И это не поверхностные путевые заметки, наполненные бледными тенями вместо героев (какими нередко предстают иностранцы в русской прозе). Все, кого встречает на своем пути Женя, столь же глубоки и интересны, как и ее соотечественники, — несмотря даже на то, что некоторые из них используют вместо букв четыре тысячи иероглифов. Или приводят своих обезьянок, бычков, слонов, собак и верблюдов на мессу животных в честь дня Франциска Ассизского. Или имеют нетрадиционную ориентацию. И это не проявление экзальтированной толерантности автора, а выстраданное сочувствие.

Билетов не найдено!

Закрыть