фильмы кинотавра 2018

«Кинотавр». Чудеса и чудовища русского кино

Клара Хоменко   8 июня 2018
1 мин

Отечественное кино принято воспринимать не как развлечение, а как пыточный инструмент: и смотреть скучно, и шутки дурацкие, и духовности маловато. Так что в каком-то смысле обозреватель Time Out, находясь на «Кинотавре», страдает за свои и чужие грехи — однако не всегда, далеко не всегда. Вот фильмы последних трех дней фестиваля в градации от «испанского сапога» до легкой жажды.

\"\"

«Глубокие реки». Никуда не впадая

5/6

Реж. Владимир Битоков

Северный Кавказ. Старик и двое его сыновей рубят лес на продажу. Это фактически единственная работа в селе, и остальные жители, которым она не досталась, терпеть не могут живущее на отшибе семейство. Однажды на отца падает дерево — и он велит вызвать из города младшего сына, который давно уже уехал из родного дома. 

Дебют Владимира Битокова, воспитанника сокуровской школы, оказался во многом неожиданным фильмом. Он снят на Кавказе и о Кавказе — но не в духе традиционных представлений о гостеприимстве и травмах войны. Это история о почти первобытной, монотонной жизни в глубинке, где очень мало работы, а вместо бензопилы приходится обходиться топором: съездить за новой взамен сломанной попросту нет времени. И это история о проблемах коммуникации, которые кончаются естественным и очевидным образом: смертью сильных и бегством слабых.

Непонимание языка, невозможность договориться — центральная тема «Глубоких рек». Даже зритель воспринимает героев как непонятных чужаков в силу образа жизни и особенностей менталитета. Появление Младшего, который возвращается домой из города, кажется своего рода отдушиной: уж он-то, молодой горожанин, говорящий наконец-то по-русски, должен быть «своим». Однако на его фоне злой Бес и добродушный Муха только набирают очки. Семейные отношения, явно далекие от пасторальных, выглядят и мучительными, и искренними одновременно, а ощущение катастрофы накатывает волной, поскольку не принимая чужих — здесь не принимают и своих. Финал закономерен: так в последнем акте пьесы обязательно  стреляет ружье, висящее на стене. И все-таки выглядит оборванным.