«Голливуд». Карамель и хина
Вторая Мировая закончена, американские солдаты возвращаются домой и пытаются наладить свою жизнь наилучшим образом. Джек Кастелло (Дэвид Коренсвет) хочет построить карьеру актера и знакомится с бывшей актрисой немого кино Эвис Амберг (Пэтти ЛюПон). Теперь она супруга владельца Ace Studios и страшно тоскует по возможности самостоятельно управлять своей жизнью. Рэймонд Эйнсли (Даррен Крисс), скрывающий свои азиатские корни, добивается первого режиссерского проекта, пока его девушка, темнокожая Камилла, играет эпизодических горничных. Сценаристу Арчи Коулману (Джереми Поуп) не повезло дважды – он черный и он гей, так что, когда не выходит продать сценарий, приходится продавать себя. Всех этих людей сведет воедино фильм, которого просто не может быть.
Чтобы смотреть кино о старом Голливуде, надо иметь бэкграунд. Надо знать, насколько популярным было хореографическое кино о морских чудесах, какие сплетни ходили о личных жизнях крутых ковбоев, — иначе не поймешь соли шутки. Обычно. Но «Голливуд» можно смотреть без подготовки: новое шоу Райана Мерфи не о том, чем была когда-то фабрика грез. В конце концов, это сороковые годы — а значит, расовая сегрегация, яростная гомофобия, поиски коммунистических ведьм и женщины, которые прекрасны лишь тогда, когда босы и беременны. Все понятно без лишних пояснений. Времена, по которым люди не устают вздыхать, когда смотрят старое кино, были совсем не похожи на пеструю карамель. Тем не менее, именно такую карамельку Мерфи и подсовывает зрителю.
Здесь сказочно все, даже заставка на титрах, где люди разных цветов кожи и, как выясняется, разных сексуальных предпочтений помогают друг другу карабкаться на вершину надписи «Голливуд». Дискриминируемые группы редко поддерживают друг друга: для черной культуры типична гомофобия, а девушка никогда не поможет конкурентке получить роль — но до того ли Райану Мерфи? Внутри сюжета все герои объединены желанием снять и сняться в фильме, который в итоге изменит не только их, но и всю страну.
Сроду искусство не врачевало никаких язв — но Райан Мерфи настаивает на чудодейственной силе пленки. В шоу замечательно воссоздана атмосфера тех лет, когда разврат, нетерпимость и нежные песенки о невинности прекрасно дополняли друг друга, и тем не менее, Рок Хадсон громко говорит о черном сценаристе: «Это мой парень». Дело могло бы кончиться линчеванием, Америка перестала этим заниматься только в 1981 году — а Мерфи…
Что ж, открытый гей Райан Мерфи, восемь лет состоящий в браке отец двоих детей, говорит: «Мир был бы иным, если бы у Голливуда были яйца». С ним сложно спорить — особенно если вспомнить, что крупных студийных фильмов, в которых ЛГБТ-героев с нормальной семейной жизнью можно было бы разглядеть без лупы и специальных комментариев, не существует по сей день.
Еще можно вспомнить, сколько лет понадобилось Мерфи на то, чтобы снять сериал с трансгендерным персонажем. В формате полнометражки это все еще удел «фестивальных» картин, удел гетто. А американские телешоу, которые всегда отличались чудовищным консерватизмом, сегодня дают «большому кино» сто очков вперед — и не только по части прогрессивности.
«Голливуд» — волшебное зрелище в диапазоне от социальной драмы до оперетты. Это не только цельное высказывание о том, как все должно быть. Это хорошая история в духе тех самых старых времен, «Поющих под дождем» и «Лучших лет нашей жизни».
Здесь полно прекрасных актерских работ, и кстати: Джим Парсонс просто обязан получить очередную «Эмми» за роль Генри Уилсона, в повадках которого опознается множество реальных прототипов, включая Кевина Спейси. «Голливуд» вообще свободно мешает выдумку с реальностью, подкрепляя свою сказочную картину мира вполне реальными судьбами.
О костюмах другого персонажа Джима Парсонса — Шелдона Купера из «Теории Большого Взрыва»
Элеонора Рузвельт, которая придерживалась феминистских взглядов и ратовала за однополые союзы, действительно могла бы поддержать чернокожую актрису. Хэтти Макдэниэл действительно было бы что сказать своей юной коллеге. Рок Хадсон мог бы прожить совсем другую жизнь. Юный, еще не сломанный успехом — для авторов сериала этот парень что-то вроде Шерон Тейт для Тарантино, да и не он один. Так что, когда финальная серия подходит к концу, на языке вместо привкуса карамели оседает тяжелая хинная горечь реальности.
С другой стороны, сказка тем и хороша, что заставляет представить мир с другими правилами. Например, такой, в котором все понимают, что репрезентация — мать нормы, а любовь это просто любовь.
