«Северное сияние есть на самом деле». 6 историй о гомосексуальности, которую мы не видим

«Тим Талер, или проданный смех»

Один из самых популярных детских романов рассказывает о мальчике, который продал свой смех коварному барону Тречу. Взамен Тим получил высокое положение в обществе, но был вынужден хранить свою страшную тайну от всех. Только с помощью друзей — все они, как один, мужчины — ему удается вернуть себе и смех, и собственную душу. В СССР было принято считать, что таким образом автор романа Джеймс Крюс говорит об ужасах буржуазных отношений. В действительности Крюс прекрасно знал, что такое пожертвовать своей сутью в обмен на относительную стабильность — поскольку был геем.

Его юность пришлась на времена войны и торжества национал-социализма в Германии. Позже Крюс говорил об этом так: «Вокруг меня все одобряли Гитлера, а я был ребенком и думал то, что думали все».

Можно себе представить, каково было в этом обществе юноше, осознавшему собственную природу. В 18 лет Крюс записался в люфтваффе, конец войны застал его в Чехии. Оттуда он пешком вернулся в Германию, получил педагогическое образование и начал писать книги.

Первый свой роман Крюс опубликовал в 21 год. Потом случилась его встреча с великим Эрихом Кестлером, который убедил Джеймса, что он должен писать для детей — «самой открытой, любопытной и незашоренной аудитории в мире». За следующие 15 лет Джеймс Крюс создал множество книг, которые до сих пор составляют основу детского чтения в Германии, включая «Тима Талера». Он работал на телевидении и радио, его книги переводили на десятки языков, у него было все: хороший дом, достаток, всеобщее уважение, доход в 70 тысяч марок в год — и ни минуты спокойной жизни.

Он работал на телевидении и радио, его книги переводили на десятки языков, у него было все: хороший дом, достаток, всеобщее уважение, доход в 70 тысяч марок в год — и ни минуты спокойной жизни.

В ФРГ гомосексуальность считалась уголовным преступлением до 1975 года. Крюс скрывал свою личную жизнь как мог. Один из его любовников ездил за ним по крупным городам, где было проще затеряться и не быть узнанными — отношения длились год и закончились шантажом. По словам художника Георга Хедрича, друга Крюса, у него требовали денег, новую машину, угрожая в противном случае раскрыть тайну. В конце концов это и стало причиной, по которой измученный Крюс в 1965 году покинул Баварию и уехал на Тенерифе. Там он купил дом на окраине деревни Ла-Казальда. И там же, будучи в гостях у друзей, Джеймс Крюс познакомился с Дарио Пересом.

Дарио было 20 с небольшим, он недавно закончил балетную школу и планировал попытать счастья в каком-нибудь крупном городе. Однако, познакомившись с Джеймсом, он свои планы пересмотрел. Какое-то время они встречались, где могли, не видя особого выхода из ситуации, а потом Дарио просто переселился к Джеймсу в качестве его домоправителя. Официальная версия была необходима, хотя жители деревни и все друзья Крюса, жившие на Тенерифе, совершенно не интересовались его личной жизнью. Вечный страх отступил — и Джеймс расцвел.

После долгого перерыва он вновь пишет книгу, каждый день рисует и переводит. Для Ла-Казальда Крюс становится божьим благословением: он строит там детскую площадку, приводит в порядок дороги, активно жертвует на помощь бедным. По воспоминаниям певицы Кати Эбштейн, «Джеймс трогательно заботился о соседях, а они любили его. На Тенерифе он наконец создал для себя новую семью». Дарио Перес содержал в порядке дела и дом и с удовольствием занимался организацией праздников — а Крюс просто обожал вечеринки. На Новый год в их доме собиралось до двухсот человек. «Общительный одиночка», как описывал Крюса его друг и биограф Клаус Додерер, больше не был одиночкой.

«Джеймс трогательно заботился о соседях, а они любили его. На Тенерифе он наконец создал для себя новую семью».

Книга, которую он написал на Тенерифе, называется «Мой прадедушка, герои и я». Она рассказывает о поступках, которые люди осуждают, не замечая в них подвига. Мальчик по имени Малый Малыш и его прадедушка Старый Малыш размышляют о том, что такое героизм и какой герой настоящий, а какой — нет.

В книге собрано множество историй на эту тему, и одна из них рассказывает о том, как кровавый Кортес привел своих солдат истребить индейскую деревню во славу Бога и королевства. Во время сражения один из испанских солдат закрывает собой юношу-индейца. Этот юноша в прошлом спас ему жизнь, отказавшись славить собственных богов и вырезать сердце испанцу.

— Кто ценит свою жизнь выше, чем господа бога, — воскликнул Кортес, — во имя чего он жаждет жить? Во имя какого бога? Во имя какой жизни?

— Во имя жизни без богов — человеческой жизни, господин генерал.

— И ваш спаситель тоже согласен с этим безумием, кастилец?

— Конечно, господин генерал.

И молодой испанец невольно взял индейца за руку.

— Ну вот, — сказал Кортес и вдруг рассмеялся, — теперь вы попались в ловушку, богохульники! Убирайтесь отсюда и не надейтесь на мою защиту. Живите без богов. Я объявляю вас вне закона. Никто вас не защитит. Ни один испанец, ни один индеец. С этой минуты вы добыча для тех и для других. Попробуйте выживите, если сумеете!

Тогда испанец сказал что-то по-индейски своему другу, и оба они, сопровождаемые смехом Кортеса, стали спускаться с крыши. Никто не тронул их, объявленных вне закона. Известно, что им удалось выбраться из Чолулы. Но больше о них никто никогда ничего не слыхал.

Джеймс Крюс и Дарио Перес прожили вместе 31 год, до самой смерти писателя.

«Черные паруса»

Когда во втором сезоне этого шоу выяснилось, что у Джеймса Флинта была любовная связь с мужчиной в допиратские времена, интернет взорвался. Особенно активно бурлил ру-сегмент. Пользователи взывали к исторической достоверности и дружно проклинали создателей шоу за то, что они опорочили брутальное пиратство однополым союзом.

Однако на самом деле поборникам исторической правды стоило бы возмущаться, что Флинт до сих пор не состоял в браке с кем-то из своих товарищей.

Одна из самых старых поговорок гетеросексуального британского флота — Rum, bum and bacca — идеально описывает его нравы. Несмотря на то, что за секс с мужчиной можно было схлопотать не меньше, чем повешение, это никого не останавливало, а уж у младших чинов согласия вообще редко спрашивали. Самыми несчастными были юнги, права на которых были у всей команды. Тем не менее, за время долгих плаваний выстраивались и вполне добровольные союзы, причем как в офицерских каютах, так и в кубрике. По негласному правилу любого закрытого мужского сообщества (школа, армия, тюрьма, флот, рудники) все, что происходило на корабле, оставалось на корабле. На суше за это опять же можно было попасть в петлю — только в 1861 году британцы заменили виселицу на 10 лет каторги.

Однако законы касались только тех, над кем был закон. Пиратов это не касалось по определению. Интернациональное Береговое братство само решало, что считать преступлением и грехом — и гомосексуальные связи ничем не карались, поскольку первые однополые браки созданы были именно братством. Этот институт назывался «мателотаж», от французского matelot, то есть «моряк».

Законы касались только тех, над кем был закон. Пиратов это не касалось по определению. Интернациональное Береговое братство само решало, что считать преступлением и грехом — и гомосексуальные связи ничем не карались, поскольку первые однополые браки созданы были именно братством.

Двое мужчин по доброй воле и без принуждения заключали союз, оповестив об этом Братство. Скрываться не было никакого смысла, поскольку мателоты были супругами со всеми отсюда вытекающими обстоятельствами. Они давали клятву заботиться друг о друге, объединяли свои средства и в случае смерти одного второй наследовал его имущество. Капитаны следили за тем, чтобы в случае гибели моряка в бою супруг получил его долю. В мателотаже состоял один из самых известных пиратских капитанов Бартоломью Робертс по прозвищу Черный Барт. Его спутником был Джон Уолден, которого за глаза называли Мисс Нэнни, но желающих сказать ему это в лицо не находилось — Уолден отличался диким нравом.

Мателоты делили все, даже женщин. Известен случай, когда губернатор Тортуги, желая прекратить такие союзы, отправил к пиратам проституток, однако мужских браков это не разрушило.

В мателотаже состоял один из самых известных пиратских капитанов Бартоломью Робертс по прозвищу Черный Барт.

Иногда мателоты заключали брак еще и с женщинами, но о таких вещах было принято договариваться заранее. Историк Роберт Берг в своей книге «Содомия и пиратская традиция» пишет о печальной истории, которая произошла в конце XVII века с пиратским капитаном Ле Голифом. Он женился на женщине без ведома своего мателота по имени Палверин.

Палверин от ярости и горя ушел в запой, однако Ле Голиф убедил его, что ни его положению, ни их союзу ничего не угрожает. Это мало успокоило моряка: он не мог вынести кого-то еще рядом со своим капитаном. Вскоре у него появилась возможность взять реванш. Ле Голиф вернулся из плавания раньше, чем планировал, и отправил мателота к жене, чтобы предупредить о скором прибытии. Палверин явился в дом капитана и застал его супругу с любовником. Он убил обоих и исчез. Ле Голиф был безутешен. Позже он выбрал себе другого мателота по имени Ле Бек и был к нему очень внимателен, но от потери Палверина так и не оправился. Эту историю Берг приводит по книге самого Ле Голифа «Воспоминания буканьера».

Традиции мателотажа существовали почти 200 лет и исчезли только вместе с Береговым братством, то есть в начале XIX века.

«Рабочий и колхозница»

Победа Революции над тиранией стала возможна только благодаря союзу рабочих и крестьян — именно это символизирует знаменитая статуя Веры Мухиной. На экскурсиях вам расскажут о том, что скульптор вдохновлялась античной статуей «Тираноборцы».

Тираноборцев звали Гармодий и Аристогитон, и они были любовниками, которые уничтожили тирана Гиппарха.

На самом деле тиранов тоже было двое. Братьев Гиппия и Гиппарха добрые жители Афин ненавидели не только за захват власти, но и за алчность, грубость, мстительность. Их ставленники получали все должности, а жизнь их врагов быстро превращалась в ад. Они брали себе все, что хотели. Гиппарх захотел красивого юношу по имени Гармодий — и получил отказ, поскольку Гармодий уже состоял в союзе с небогатым гражданином Афин Аристогитоном. Оскорбленный тиран начал мстить. Он опозорил сестру Гармодия, предложив ей великую честь — нести корзину с утварью для жертвоприношений во время Афинских игр, а потом публично заявив, что она недостойна этой роли. Стало понятно, что на этом Гиппарх не остановится. Гармодий желал отомстить за сестру, а Аристогитон — спасти любовника от изнасилования.

Они организовали заговор: тиранов планировали убить прямо во время игр. Когда тираноборцы были практически готовы к нападению, они увидели одного из своих союзников рядом с Гиппием, старшим из правителей Афин. Это означало предательство и крах первоначального замысла. Тогда любовники отправились искать второго тирана, Гиппарха. Тот готовился возглавить шествие на Агоре. Аристогитон и Гармодий бросились на него и закололи кинжалами. Тиран упал мертвым, но рядом с ним лежал Гармодий — его убили телохранители. Историк Фукидид пишет о том, что примчавшийся на место покушения Гиппий велел хватать всех без разбора, подозревая их в заговоре.

На экскурсиях вам расскажут о том, что Вера Мухина при создании «Рабочего и колхозницы» вдохновлялась античной статуей «Тираноборцы». Тираноборцев звали Гармодий и Аристогитон, и они были любовниками, которые уничтожили тирана Гиппарха.

Аристогитона пытали несколько дней, выбивая имена союзников, но он называл лишь близких друзей оставшегося в живых тирана.

Желая прекратить свои мучения, он пообещал озверевшему от паранойи Гиппию, что выдаст самый ближний круг преступников. Взамен тиран должен был пожать ему руку. Гиппий это условие выполнил — и получил от Аристогитона множество оскорблений за то, что готов пожать руку, которой убили его брата. Придя в ярость, тиран проткнул афинянина мечом.

Еще четыре года он правил городом с такой «добротой», что те граждане Афин, которые не были изгнаны, бежали сами. Среди изгнанников были члены очень знатного рода Алкмеонидов. Они объединились со спартанцами, осадили город, выбили оттуда Гиппия и восстановили демократию. Гармодия и Аристогитона стали почитать как героев, а возле их гробниц совершали жертвоприношения, как если бы любовники были богами. Их именами клялись защищать город, а стихи поэта Каллистрата «Гармодий» стали неофициальным гимном Афин. «Тираноборцы», изваянные Антенором, стали первым общественным политическим памятником. Когда персидский царь Ксеркс захватил Афины спустя 40 лет, первое, что он оттуда вывез, была эта статуя. Так царь давал понять Афинам, что их свободе пришел конец. Однако через три года греки разбили персов и взамен уничтоженного памятника поставили новый.

Этих «Тираноборцев» создали Критий и Несиот, и именно эта статуя стала прообразом для «Рабочего и колхозницы».

Великий Платон вспоминает любовников-тираноборцев в диалоге «Пир», рассуждая о любви между мужчинами:

«Повсюду, где правят варвары, это считается предосудительным. Ведь варварам, из-за их тиранического строя, и в философии, и в занятиях гимнастикой видится что-то предосудительное. Тамошним правителям, я полагаю, просто невыгодно, чтобы у их подданных рождались высокие помыслы и укреплялись содружества и союзы, чему, наряду со всеми другими условиями, очень способствует та любовь, о которой идет речь. На собственном опыте узнали это и здешние тираны: ведь любовь Аристогитона и окрепшая привязанность к нему Гармодия положила конец их владычеству».

Элеонора Рузвельт

Подруга советской снайперши Людмилы Павличенко, одна из создательниц ООН, министр обороны США в 1941 году, общественная деятельница — Элеонора Рузвельт была еще и хорошей женой. Ее брак с Франклином Делано Рузвельтом длился 40 лет. В 1939 году американцы оценили деятельность Элеоноры намного выше, чем ее мужа: практически никто из супруг президентов не может похвастаться таким результатом. Это был идеальный политический союз. А вот идеальным сердечным союзом Элеоноры стала ее связь с Лорен Хикок.

Элеонора родилась в 1884 году. Нел, как ее звали в семье, была богата, умна, общительна, прекрасно воспитана — то, что нужно для супруги политика.

В 21 год Элеонора вышла за честолюбивого Франклина Рузвельта. Они были практически ровесниками, и Нел, как многие другие девушки, надеялась на хороший брак. Брак действительно получился как у многих: за 10 лет Элеонора родила семерых детей, один из которых умер, и выяснила, что муж спит с секретаршей. Это был страшный удар. В своих воспоминаниях Нел писала, что все эти годы она то рожала, то отходила от родов, и наконец повзрослела только в тот момент, когда узнала об измене мужа.

В своих воспоминаниях Нел писала, что все эти годы она то рожала, то отходила от родов, и наконец повзрослела только в тот момент, когда узнала об измене мужа.

Они поговорили. Было понятно, что развод неизбежно разрушит политическую карьеру Рузвельта. Элеонора согласилась сохранить союз для общественности, но отныне у каждого из них была собственная жизнь. Это означало, что Рузвельт был волен заводить себе любовниц — лишь бы никто об этом не узнал. Элеонора на личной жизни поставила крест, поскольку никогда не считала себя красивой, а супружество поселило в ней твердое убеждение, что секс приятен только мужчинам. Женщинам остается только терпеть. Во время предвыборной кампании Рузвельта в 1931 году Элеонора встретила журналистку по имени Лорен Хикок, которую все звали Хик-Деревенщина за ее грубоватую внешность и плотное тело. Это никак не мешало ее связям с женщинами. Нел было 48 лет, Лорен — 40.

Сначала общение было деловым, однако рабочие беседы первой леди и журналистки быстро превратились в тесную дружбу. Лорен пришлось уйти из профессии: быть близким другом супруги президента и работать в газете означало неминуемый конфликт интересов. Именно поэтому они впоследствии и расстанутся — Элеонора занималась множеством вещей, от политики до детей, и даже училась летать на самолете. А в мире Хики, которая до этой встречи вела активную профессиональную и личную жизнь, была теперь только Нел. Но до разрыва остается еще 14 лет, а пока Элеонора выделяет для своей подруги и биографа комнату в Белом доме. Рузвельт пытался воспротивиться, но потерпел поражение. В 1933 году Лорен подарила Нел кольцо, которое та носила всю жизнь. Их видели вместе повсюду, и если поездка не была деловой, то не было и охраны.

В 1933 году Лорен подарила Нел кольцо, которое та носила всю жизнь. Их видели вместе повсюду, и если поездка не была деловой, то не было и охраны.

Едва ли не каждый день Элеонора писала своей Хики пылкие письма на пятнадцати страницах. Всего их было больше двух тысяч, и в канун смерти Хикок передала их своему биографу. Письма были опубликованы в начале 80-х и произвели эффект разорвавшейся бомбы — всех шокировал факт, что у обожаемой Первой Леди был многолетний роман с женщиной. Это неудивительно: о 1920—1950-х годах принято думать как о «золотом веке», когда секс существовал только для деторождения, а женская сексуальность отсутствовала. Кстати, именно на этом всеобщем заблуждении долгое время держался институт «бостонского брака» — что-то вроде мателотажа у пиратов, только для образованных женщин. Общество даже не думало их осуждать, поскольку было уверено, что женщины не могут испытывать сексуальное желание. Сперва возникли сомнения в подлинности писем. Затем, когда сомнения рассеялись, Элеонору Рузвельт стали оправдывать тем, что все это совершенно невинно и является «запоздалой восторженностью школьницы».

«Как бы мне хотелось этой ночью лежать рядом с тобой и сжимать тебя в объятиях. Мы так далеки друг от друга… День ужасен, если он не начинается и не кончается с тобой».

«Что бы я ни отдала, чтобы услышать твой голос, чтобы поговорить с тобой. Все эти маленькие радости: погладить твои волосы, увидеть тебя. Вот о чем я думаю сейчас».

«Моя любимая. Хочу обнять тебя и крепко прижать к себе. Твое кольцо приносит мне облегчение. Когда я смотрю на него, то думаю, что ты меня любишь, иначе я не носила бы его».

«Любовь моя, этим вечером я не могу лечь в постель, не поговорив с тобой… Ты настолько стала частью моей жизни, что она пуста без тебя, хотя я и занята каждую минуту… Спокойной тебе ночи, любимая. Пусть ангел хранит тебя, пусть Бог защищает тебя, моя любовь обволакивает тебя всю-всю ночь… Я не могу поцеловать тебя, поэтому, засыпая и просыпаясь, целую твои фотографии».

«Под лаской плюшевого пледа…»

Знаменитый романс на стихи Марины Цветаевой знают все. Именно его с большим чувством пела Лариса Огудалова, тоскуя по Паратову, которого играл главный борец за чистоту нравов Никита Михалков. Между тем Цветаева написала эти стихи, обращаясь к своей любовнице Софье Парнок. Их роман настолько общеизвестен, что приводить его в пример было бы неловко — если бы даже на филологических факультетах его порой не обходили столь же неловким молчанием.

Две поэтессы познакомились в 1914 году. Марине, которая к тому моменту была замужем за Сергеем Эфроном, было 22 года, Софии Парнок, «русской Сафо» — 29. При знакомстве она поцеловала Марине руку и чиркнула спичкой, прикуривая ее сигарету. Так и началась эта история — вспышка, которую они обе осознали не сразу.

Их роман настолько общеизвестен, что приводить его в пример было бы неловко — если бы даже на филологических факультетах его не обходили столь же неловким молчанием.

Это постепенное прозрение отразилось в цикле «Подруга»: через два дня после знакомства Марина пишет почти вызывающее «Вы счастливы? — Не скажешь! Едва ли!». А уже через неделю появляется стихотворение «Под лаской плюшевого пледа», которое Цветаева создает, пытаясь разобраться в своих чувствах. Еще через некоторое время она видит Парнок в экипаже с другой женщиной: ее охватывают ярость и ревность, и вернувшись домой, она пишет: «Ваш маленький Кай замерз, о Снежная королева». Между первым и пятым стихотворениями — всего 10 дней. Получив это признание, Парнок порвала свои прежние отношения.

Вместе они были полтора года, из которых самым счастливым временем были зима и лето 1915-го. Все это время Цветаева и Парнок провели вместе в путешествиях по России.

Анастасия Цветаева, сестра поэтессы, оставила свои воспоминания об этой паре:

«Как эффектны, как хороши они были вдвоем: Марина — выше, стройнее, с пышной, как цветок, головой, в платье старинной моды — узком в талии, широком внизу. Соня — чуть ниже, тяжелоглазая, в вязаной куртке с отложным воротником. <...> Я была в восторге от Сони. И не только стихами ее я, как и все вокруг, восхищалась, вся она, каждым движением своим, заразительностью веселья, необычайной силой сочувствия каждому огорчению рядом, способностью войти в любую судьбу, все отдать, все повернуть в своем дне, с размаху, на себя не оглядываясь, неуемная страсть — помочь».

Это были очень стремительные, бурные и сложные отношения — прежде всего из-за ревности Парнок. Она настаивала, чтобы Цветаева ушла от мужа, но та не могла этого сделать: Сергей Эфрон тоже был неизменной ее любовью. В результате несчастны были все трое. Эфрон, несмотря на туберкулез, ушел на фронт с санитарным поездом, а в Соне то и дело вспыхивала не только женская, но и творческая ревность.

Марина же, по свидетельствам друзей, «полыхала в своем романе», и остановить это было невозможно — только выгореть. Противоречия копились и копились, скандалы случались все чаще. Зимой 1916 года в Москву приехал Осип Мандельштам. Марина гуляла с ним по городу два дня, не вспоминая о своей Соне, а когда пришла к ней домой, обнаружила у нее другую женщину. Цикл стихов, посвященный Парнок, она долго называла «Ошибкой» и только через несколько лет все-таки переименовала в «Подругу».

В том поединке своеволий

Кто, в чьей руке был только мяч?

Чье сердце — Ваше ли, мое ли

Летело вскачь?

«Муми-тролли»

Кто не знает обитателей Муми-дола? Эти очаровательные существа — даже более узнаваемый символ Финляндии, чем олени. Писательница Туве Янссон запечатлела в жителях долины многих своих знакомых и близких. И Туу-тикки — это Тууликки Пиетиля, с которой Туве прожила 45 лет.

Вообще-то еще до «Волшебной зимы», где появляется Туу-тикки, была книга «Шляпа волшебника», а в ней — Тофсла и Вифсла. У них есть тайный язык, благодаря которому злая Морра никогда не догадается, где они прячут бесценный рубин. Эти персонажи — метафора отношений Янссон с режиссером Вивикой Бандлер, которые надо было скрывать, поскольку в конце сороковых гомосексуальность в Финляндии, как и везде, была уголовным преступлением.

У Туве к этому моменту как раз произошел разрыв с женихом, политиком-социалистом Атосом Виртаненом, которого мы теперь знаем как Снусмумрика. Вивика была замужем. Их роман длился несколько лет и был творчески плодотворным — «Шляпа волшебника», например, стала первой по-настоящему популярной книгой в серии, а Бандлер поставила в театре отличный спектакль по повести «Муми-тролль и комета».

Позже Туве и Вивика расстались. А в 1955 году Янссон увидела на вечеринке милую круглолицую женщину и пригласила ее на танец. Ее звали Тууликки, и танцевать она отказалась, но разговор все равно завязался. Через несколько дней она прислала Туве открытку с надписью «Думаю о тебе». Женщины стали созваниваться, потом Туве приехала в гости — и они больше не расставались и никогда не скрывали своих отношений. Просто жили как жили. В этот период Янссон и написала «Волшебную зиму» — историю о том, как Муми-тролль внезапно выходит из спячки и встречает Туу-тикки, которая спасает его от одиночества и открывает всю красоту непривычного мира.

В 1955 году Янссон увидела на вечеринке милую круглолицую женщину и пригласила ее на танец. Ее звали Тууликки, и танцевать она отказалась, но разговор все равно завязался. Через несколько дней она прислала Туве открытку с надписью «Думаю о тебе».

Когда Туве спрашивали, почему она не замужем, она отвечала, что ей неприятен сам институт брака. Этого было достаточно. Богатая, независимая женщина, гордость своей страны, Янссон могла просто позволить себе жить так, как пожелает. В 1964 году она купила необитаемый островок Кловхару. Вместе с Тууликки они построили там дом, в котором проводили каждое лето. Остальное время жили в Хельсинки: Тууликки писала книги по истории искусства, а Янссон много рисовала. Это было ее любимым занятием. Когда президент Финляндии отправил писательнице приглашение на прием, оно было на двух лиц — для Туве и ее партнерши. О своих отношениях они рассказали на пресс-конференции в 1993 году. Спустя три года Туве умерла, а Тууликки пережила ее на 10 лет.

Когда президент Финляндии отправил писательнице приглашение на прием, оно было на двух лиц — для Туве и ее партнерши. О своих отношениях они рассказали на пресс-конференции в 1993 году.