«Петербург – голое место России»
Вы — достаточно известный в городе журналист, публицист. Что побудило вас взяться за роман? Я задумал эту книгу давно, еще в год 300-летия Петербурга, когда множество светских событий, полных провинциальной мишуры, риторики и болтовни, оставили во мне осадок чего-то пустого и ненужного. Я задал себе вопрос: почему город, который еще сто лет назад был самым богатым в мире, самым продвинутым интеллектуально, самым глубоким культурно, самым экспериментаторским политически, короче говоря, город, где было невероятно интересно жить — вдруг сник, опустился, впал в апатию и бездумие? Мне захотелось самому разобраться в нашем времени, в том, что скрывается за прекрасными фасадами.
Книга имеет подзаголовок «первый роман о втором Петербурге». Что вы можете добавить к тому, что сказали о городе Гоголь, Достоевский, Белый? Петербург – голое место России, как и Россия – голое место мира. Не случайно дьячок Гультяев бормотал, что быть Петербургу пусту, за что Петр велел его нещадно бить кнутом. Петербург — это некий замысел, сон, в котором легко видеть то, что несет нам из будущего божественный ветер. Волшебники слова при всей своей мирской подслеповатости умели видеть в этом городе и через него весь неорганизованный хаос человеческой души. Именно поэтому петербургские произведения Гоголя и Достоевского всегда будут актуальны не только для нас, но и для всего мира. А город и сейчас такой — пустой и голый, как идея перед рождением. Я, конечно, не могу почувствовать того, что когда-то на этом же самом месте чувствовал Гоголь, но я могу пройтись по Невскому проспекту, по улицам Петроградской, заглянуть в дворы-колодцы возле Сенной, незаметно для самого себя дойти почти до Купчина, и в каждом прохожем я увижу свою историю, свой роман, как это делал Гоголь. Каждая прогулка здесь – это мысль, которая перескакивает с одного на другое, но и развивается, и может привести к неожиданным выводам, как у Достоевского. Мне оставалось только записывать то, что мне навеял ветер.
То, что вы описываете, больше похоже на подход поэта, чем прозаика. А разве «Мертвые души» — не поэма? Разве «Петербург» Андрея Белого не ритмичен? Я писал роман, не задумываясь о том, что это — поэзия или проза. Получилось и то, и другое, чему я очень рад, потому что оказался в хорошей компании.
Название отсылает к песне «Начальник фарфоровой башни». Это диалог с творчеством еще одного петербургского идола? Если и есть параллель с Гребенщиковым, то она неосознанная. Но все действие романа вертится вокруг некоей башни, точнее, башен. Вообще, башня — это очень петербургский образ, достаточно вспомнить Вячеслава Иванова. Ну и, ко всему прочему, начальник башни на корабле — это моя воинская специальность.
Ваши литературные орудия — это сатира, черный юмор и гротеск, но есть в книге место и описаниям городских пейзажей, и философским обобщениям. Как бы вы определили жанр книги? Возможно, это что-то близкое к фантастическому реализму. Роман вполне фантасмагоричен, при этом эпичен и тоже густо населен героями. Все они абсолютно реальны: олигархи, которые поедают друг друга, порнозвезды, которые любят пофилософствовать, артисты, студенты, проститутки, уличные торговцы, бездомные, критики, есть даже братья-щелкоперы. Я бы хотел, чтобы все, кто попал в этот роман, его прочитали.