Евгений Водолазкин: «Мой герой реален, просто эта реальность идет другой нарезкой» | Главное | Time Out
Главное

Евгений Водолазкин: «Мой герой реален, просто эта реальность идет другой нарезкой»

  24 января 2013
2 мин
Евгений Водолазкин: «Мой герой реален, просто эта реальность идет другой нарезкой»
Автор романа «Лавр» о России XV века рассказал о цикличности исторических событий

Вы — специалист по древнерусской литературе. Что побудило вас «сменить скальпель на перо»?
Наука — замечательная, но довольно специфическая форма самовыражения. С возрастом начинаешь чувствовать, что есть вещи, которые в эту форму не укладываются. Это не значит, что ты переходишь от одного к другому: просто начинаешь заниматься и тем и другим.
Как соотносятся в романе исторические факты и художественный вымысел? Какая часть биографии вашего Арсения-Устина-Амвросия-Лавра и людей, его окружающих, подтверждена документально?
Исторических фактов в общепринятом смысле в романе почти нет. Как ни странно, не так уж много в нем и художественного вымысла. Мой герой соединяет в себе черты множества людей, чьи описания содержатся в древнерусских текстах. И в этом смысле можно говорить, что герой реален, просто эта реальность идет другой, так сказать, нарезкой: в жизни она была выражена не одним человеком, а многими. В литературоведении это называют типичностью.
А присутствует ли в книге автобиографический элемент?
В романе мелькает молодой историк, человек нерешительный, с его несбывшейся любовью к русской немке — так вот, это не я. Моя жена, по совпадению, тоже — русская немка, но я, в отличие от героя, в свое время проявил настойчивость. Она училась вместе со мной в аспирантуре, и наш брак был моим первым научным успехом.
В роман вкраплены фразы на языке XV века. Вы таким образом «выбираете» своего читателя или, скорее, «создаете атмосферу»?
Язык древнерусских вкраплений — слегка адаптированный. Я старался по возможности подбирать те древние слова, которые будут понятны современному читателю. Вы правы, архаика использована для того, чтобы создать атмосферу. Но если бы я ограничился только архаикой, атмосфера, боюсь, стала бы удушливой — роман превратился бы в пошлую стилизацию. Текст нужно было оживить современной речью, потому я и решился на сальто-мортале: смешал разные языковые пласты.
Одна из основных тем романа — тема цикличности, повторяемости времени и событий. Насколько вообще в связи с этим кажется вам продуктивным использование «докарамзинского» или даже «допетровского» слоя русской литературы в современной изящной словесности?
Как человек, занимающийся древностью, могу вас заверить: эти слои неисчерпаемы. Подобно залежам угля, они заключают колоссальную энергию, важно лишь заставить их гореть.

Михаил Визель