«Если будет край, я возьму пекаль и пойду валить мусоров»
Чем «Ультиматум» отличается от былых работ? Мы решили, что не будем второй «Порядок вещей» записывать, хоть некоторые считают его нашим лучшим альбомом. Он слишком постпанковский, а в «Ультиматуме» мы впервые решили сделать тяжелый звук. Я вообще хотел сделать, как у Obolus и An Autumn for Crippled Children, но блэк-метал мы позволить себе не можем, потому что живем в России. В «Ультиматуме» мы хотели много сырости, мяса, грязи. Никаких электронных минусов, как на предыдущем, никаких драм-машин.
Как ты опишешь общее настроение альбома? Агрессивное очень. Ну, кроме, может, последней баллады. Лозунговое.
Что за лозунги? Они идут на х***й.
Кому предъявляете ультиматум? Вот «Ультиматум» как раз самая лирическая песня в альбоме. В ней ультиматум быту, семейным отношениям. А вот песня, скажем, «Что делать» к политической ситуации относится, к тому, что происходило в декабре в Питере, в мае в Москве. Песня «Третий отдел» про наш третий отдел, по которому полтюрьмы сидит. На нас есть клеймо протестной группы. Мы это клеймо пытались замазать «Зеркалом», «Порядком вещей». Сейчас протест стал трендом, об этом не поет только ленивый. А мы спели об этом по-своему. Мерзость – это не только Путин, Кремль и бабки. Это еще и быт, это ваша религия – и наша религия, это ваша любовь – и наша любовь, это ваш Бог – и наш Бог, это вы и мы. В «Ультиматуме» мы и показали всю нашу ненависть к этим вещам.
К созданию альбома подтолкнули события годичной давности? Ну… да. На меня все это действовало. Первую песню «Что делать» я написал, когда еще никаких событий не произошло, прошлым летом. Уже тогда я понимал, что легальные средства борьбы в политике себя исчерпали. Песня была запредельно маргинальной, а теперь это песня протеста. Я настолько боялся попасть в эту конъюнктуру, что даже до последнего не дописывал тексты к четырем-пяти вещам. Вот что-то придумаю, а это будет уже общим местом. В итоге пацаны написали просто музыку, под которую я уже написал вокальные партии и тексты. Хотя обычно я приношу готовую песню на блатных аккордах, как это всегда бывает в России. А парни говорят: «Опять Высоцкий», – и делают аранжировки.
Помимо группы кто-то участвовал в записи? Только виолончелист «Химеры», которую я считаю лучшей независимой группой страны, поучаствовал в записи двух треков.
Есть у вас композиция «Жизнь за царя» – а ты мог бы жизнь за идею положить? А мне зачем? Я что, солдат? Я поэт. Ленин стихи писал? Каждый должен заниматься своим делом, я так полагаю. Если будет край, я возьму пекаль и пойду валить мусоров. И никаких сомнений у меня не возникнет. Они это заслужили, они двадцать лет выкобениваются – пусть получают свое. Все равно это буду делать не я, а люди, которые к этому готовятся. Я просто предупреждаю, мне спасибо сказать надо. И когда меня называют анархистом, мне смешно. Анархисты – те, кто у власти сейчас.
На концертах ты часто травмируешь себя физически? Постоянно. Три-четыре раза в год. Мне весной чуть не отрезали мизинец на ноге. Натер себе ногу в кеде перед концертом в Мурманске и, как Рокки Бальбоа, вскрыл мозоль. В мурманской больнице вроде починили, но как в Питер приехал, на следующую же ночь проснулся как под кислотой. Поставил градусник – 39,6. Вызвал врача по скорой, он говорит: «Давай тебе мизинец отрежем». Я говорю: «Да вы охерели». В общем, не отрезали, спасли, но два месяца прыгал на костылях.
На таком кураже ты не боишься перекинуться рано или поздно? Рожденный быть повешенным не утонет. Тем более что я тяжелые наркотики не употребляю, сигарет не курю, мяса не ем, хлеба не ем, сегодня отжимался в Смольном парке. Табак, кстати, было бросать тяжелее, чем героин. Я не был в системе, только притарчивал, а курил 20 лет – сложный процесс был. Говорят, семь лет продержаться надо.