Страсти по Иоганну
В Михайловском театре — первая в сезоне серия спектаклей Начо Дуато «Многогранность. Формы тишины и пустоты» о жизни и творчестве Баха. Time Out выяснил у премьера театра Марата Шемиунова, как ему удалось воплотить образ композитора в танце.
Когда спектакль в марте только готовился к постановке, что было самым сложным для вас? Поверить, что я буду танцевать эту роль и выходить на сцену с самим Начо. Так получилось, что мы с моей женой Ириной Перрен впервые познакомились с Дуато именно в этом спектакле. На гастролях в Японии в 2007 году мы в единственный день, когда были не заняты в репертуаре гастрольного тура, специально поехали в Йокогаму из Токио, чтобы увидеть испанскую труппу, которая показывала «Многогранность». А я с выпуска фанат Дуато, его хореографию нам преподавали еще в Вагановском училище, и мы подробно изучали рисунки его па наравне с Нижинским, Мясиным, Баланчиным. Конечно, встретить его в театре было шоком – все равно что Петипа подошел бы и пожал твою руку. Но еще большим удовольствием было увидеть его танцующим на сцене. И теперь я, с трудом скрывая волнение, стою перед ним в роли Баха, а он (по роли – хореограф, который просит у композитора благословение на постановку. – Прим. Time Out) целует мои руки!
Как вам кажется, спектакль изменился со дня премьеры? Я вижу, как выросла труппа в этом балете. В конце первого акта Начо сочинил композицию из всех участников – мы называем ее «линией». Это невыносимо красивый момент – линия танцовщиков двигается от кулисы к кулисе, и из нее, как лепестки цветов, выпадают пары, произнося телами свои па, рассказывая свою историю любви. «Линия» проверяет труппу на слаженность, координацию друг с другом. Это очень сложный номер, и теперь, видимо, мы добились совершенства.
Вы классический танцовщик. Что вам пришлось поменять в себе, чтобы танцевать балеты Дуато? Вообще-то, ничего. Для меня миф о классических танцовщиках окончательно развеялся с приходом Дуато. Его спектакли для нас тоже классика. Например, мой идеал классического танцовщика, из тех, что я мог видеть вживую на сцене, – Владимир Малахов. Но я считаю, что талант Начо открыл в нем особую форму, ей нельзя дать определение. Она безупречна, тело, как вода, перетекает от движения к движению, нет углов и пауз, бесконечное течение. Выступление Малахова в балете Дуато «Ремансо» (поставленном в American Ballet Theatre. – Прим. Time Out), сделало эту хореографию образцом, достойным классических. Поэтому мне сложно сказать, что я ломал тело для современной хореографии после ролей Зигфрида, Жана де Бриена или Фрондосо.
Расскажите мне, пожалуйста, о своем Бахе. Что он за человек? Бах не только музыкант и композитор – он ученый, первооткрыватель, титан в искусстве. Два тома «Хорошо темперированного клавира» – целая энциклопедия музыки. Это невозможно сыграть. Его личность для меня – квинтэссенция человечности. Чтобы донести это до зрителей, нужно просто выйти на сцену и показать, что тот, кто в ближайшие два часа откроет им истинную гармонию, – такой же человек, как и они. И в этом весь Начо. Спектакль построен на, казалось бы, простом приеме: Бах – дирижер, остальные танцовщики – инструменты. Но трансформации и переходы так искусны, каждый участник проживает свою роль, взаимодействует с композитором, питает его вдохновением и разрушает ударами судьбы. Я много думал о том, как передать этот образ, и понял, что все сделано за меня хореографом. Привычное актерство будет смотреться здесь притворным, неестественным, потому что вокруг столько чистого движения, столько изысканного танца, что играть лицом, использовать мимику нельзя – нужно жить среди этого всего и просто слушать музыку.
«Многогранность. Формы тишины и пустоты»
Михайловский театр
Расписание здесь