Интервью с Джулианом Барнсом
Достаточно сложно писать о конце жизни как о чем-то абстрактном, а не исключительно личном опыте. В «Нечего бояться» вам это удалось, возможно, потому, что это больше, чем просто мемуары. Я писатель, и мне крайне сложно говорить об идеях, если они никак не связаны с людьми. И, несмотря на то что в книге есть люди, которые боятся смерти куда больше, чем я, во мне этот страх тоже очень силен. Поэтому иногда я вдруг думал… даже не о том, насколько это личная книга, а о том, как отнесется к ней читатель. Что, если он скажет: «Я вообще в это не верю». Я не чувствовал жалости к себе и не потакал своим желаниям, когда писал книгу. И получилась скорее история болезни, чем автобиография.
Но между страхом смерти и психическими отклонениями на его почве большая разница, не так ли? Не думаю, что у меня есть какие-то проблемы. Это происходит, когда страх смерти выходит за пределы рационального. В то время как лично мне кажется, что этот страх имеет абсолютно рациональную природу.
Вы говорили, что боязнь смерти заставляет вас просыпаться по ночам. Да, эти кошмары мучают меня десятилетиями. И несмотря на утверждения одного моего друга, что страх уменьшится после того, как мне исполнится 60, ничего подобного так и не произошло. Ночью все дурные вещи кажутся особенно неотвратимыми.
Ваш брат, философ Джонатан, выглядит суровым, когда говорит в книге о вашем агностицизме. Ваши слова «Я не верю в бога, но мне его не хватает» он называет «сопливыми». Мой брат – достаточно эксцентричный человек. Его одежда (а носит он костюм XVIII века) не выглядела бы столь странной в Оксфорде, где он преподавал в течение 25 лет, – у этого места есть мандат на эксцентрику. Но если бы он пошел в таком виде в паб… Это было бы либо беспримерно храбро, либо беспримерно глупо. Я начинал эту книгу, не осознавая, чего в ней будет больше – воспоминаний или размышлений. И послал ему 20 страниц со словами: «Вот что у меня получается, мне кажется, тебе стоит посмотреть текст и внести свои исправления на этом этапе». Он сказал мне в ответ две вещи. Первая: «Мне не важно, что ты обо мне напишешь». Вторая: «Если твои воспоминания не соответствуют моим, пиши, как сам помнишь – так вернее». Впечатляюще, учитывая то, сколько места в книге уделено его персоне, его мыслям.
Читателям будет тяжело поверить, что вы не были столь умны, как ваш брат. Тем не менее это правда. У меня никогда не было таких же блестящих отметок в школе. Мой брат исключительно умен. Лет восемь назад его спросили на одной радиопередаче, считает ли он себя умным, и он ответил: «Есть всего два варианта ответа на этот вопрос: в первом случае вы надеваете маску фальшивой скромности, во втором – фальшивого высокомерия. Но с кем бы я ни находился в одной комнате, я чувствую себя самым умным – что есть, то есть». (Смеется.) Я так никогда не чувствую.
Даже если это правда? Я не думаю в таких терминах, мне не кажется…
…что ум можно так просто измерить? Да. Я не оцениваю людей, как, например, историк Эл Роуз, у которого любимой фразой была «третьесортный ум» – отвратительная оксфордская напыщенность. Как писатель, я сужу о людях исходя из богатства их жизненного опыта, душевной конституции, в конце концов, эрудиции.
КРОМЕ ТОГО Следующая книга Барнса называется «Чувство финала» (The Sense of an Ending) и рассказывает о разведенном англичанине средних лет, чье размеренную жизнь нарушает письмо о наследстве, которое оставил его давно умерший друг.