«Чайф»

Говорят, в туре "От себя. Для тех, кто достоин награды", вы собираетесь устроить нечто необычное.

Концерты будут длинные — по два с половиной часа, а максимум — три. Они состоят из четырех блоков, каждый из них сам по себе микро-концерт. Первый — с хорошим светом, с экранами — это представление новых песен и немного старых. Потом у нас большой пафосный рок-концерт вдруг исчезает, и при помощи технических и сценических приемов мы превращаем все в такой квартирник на кухне. Мы вытаскиваем человек двадцать случайных людей, которые садятся на сцене, начинают подпевать, прихлопывать… Третья часть — это то, ради чего публика и приходит. Мы даем народу попеть и потанцевать с группой "Чайф" — то что мы называем "караоке-блок". Играем хиты, а все это горланят. А когда все вроде заканчивается и наступает время бисов, мы им придаем атмосферу рок-клубовского концерта середины 80-х, когда свет загорается и на сцене, и в зале. Все друг друга видят, грань между группой и людьми полностью стирается, а мы играем несколько песен из рок-н-ролльной классики. Все заканчивается всеобщей эйфорией. Для меня всегда было потрясением видеть, как стоят в толпе взрослые мужики и рыдают, потому что им просто хорошо! То есть концерт стоит тех, кто достоин награды. И люди, и мы, наверное. (Смеется)

Вы так живо рассказываете — можно предположить, что вы или обеспечиваете себе промоушн, или вас реально прет…

Мы концертная все-таки группа. К счастью для публики или к несчастью для тех, кто любит слушать музыку дома. И даже когда мы записываемся в студии, когда все чисто, то почему-то кажется, что реализуем мы себя только процентов на семьдесят пять, не дотягиваем до того, что делаем на концерте. Особенно, когда песни поиграешь год-полтора, когда каждую нотку отполируешь… Разная энергетическая подача — когда ты выходишь в зал и знаешь, что тебе надо его накрыть до самого последнего ряда и во всю ширину. А в студии нужно взять и направить все это в микрофон. И ты понимаешь, что до фига проходит мимо микрофона, все эти эмоции, которые техника не фиксирует. Ну нельзя эмоции оцифровать! (Смеется)

А расскажите, пожалуйста, про выступление в Давосе.

Это было очень забавно. Ты понимаешь, что находишься в самой буржуазной точке планеты, с соответствующей буржуинской публикой. Мы осознали, что эти люди и их подружки видели уже все и всех. Стало быть мы должны показать им то, чего они еще не знают. И стали играть, как в России, нисколько под них не подделываясь и не пытаясь угодить. Это, видимо, было настолько неожиданно для них. Сначала наши, конечно, завелись. Все остальные смотрят: "Кайфово!". И тоже начали хороводы водить. А когда у нас на третьей песне Владимир Познер начал рок-н-ролл танцевать, стало ясно, что все получилось! (Смеется)

Вы когда-то уже истеблишировались в молодости, побывали депутатом. Если бы у вас сейчас была подобная позиция, какой закон вы стали бы проталкивать?

(Долго думает) Ну, в то время как нынешние депутаты пытаются провести закон, регламентирующий или запрещающий какие-то алкогольные дела, чтобы вернуть это все в лоно государства, я бы думал о медицине. Лекарства должны быть государственные. Когда человек покупает паленое бухло за тридцать рублей, любой колдырь понимает, что это такое. Есть выбор — пить или не пить. А когда пенсионер-блокадник идет в аптеку, чтобы купить лекарство, которое ему жизненно необходимо, и ему приходится покупать какую-то фигню, то это, конечно, жопа полная. При том, что аптечный бизнес тоже приносит огромные деньги. Почему бы за него не взяться? И, конечно, я попытался бы поучиться у арабских шейхов, которые, добывая нефть, о своих жителях все-таки немножко заботятся. Я понимаю, что труба может принадлежать олигарху, а перерабатывающий завод — хозяину. Но сами нефть и газ — наши! И каждый человек должен знать, что в Европу мы качаем, но вот сколько-то процентов — это мое. Продали за рубеж, и на счет любой бабушки, или молодого человека, или только что родившегося что-то капает. Тут есть чему поучиться у наших арабских друзей. (Смеется)