Нерест

Сначала на множестве экранов в бешеном темпе прокручиваются параллельно разворачивающиеся сюжеты – какие-то бегущие фигуры, человек на велосипеде, совокупляющиеся парочки. Потом появляется тюзовский артист Евгений Сиротин – и с комически серьезным видом изрекает некий удивительный текст: то ли руководство для начинающего рыболова, то ли бред сумасшедшего. Затем возникают три рыбака в надвинутых на глаза черных шапочках – их таинственные перемещения по сцене в какой-то момент напомнят о странных мистических ритуалах. А дальше появится то ли жена рыболова, то ли, страшно сказать, собственно рыба – артистка «Балтийского дома» Дарья Степанова – и примется жаловаться на судьбу. Пожалеть ее не получится – скорее впору испугаться. Женский плач перерастает в пронзительное камлание, в такт которому пританцовывает парочка парней в трусах: то ли стриптизеры, то ли просто люди, вышедшие погулять, благо погода теплая.

Спектакль Александра Артемова «Нерест» – пожалуй, самая безумная эскапада петербургской театральной молодежи за последние годы. В этом его несомненная ценность. Потому что безумие чаще всего наблюдаешь после спектаклей – на банкетах-фуршетах и во дворике с пивком. И хочется даже спросить: вы ли это, театральные авторы простых и нежных сентиментальных историй о том, как надо всех любить и воспитанными быть? А это они самые – просто по-школярски привычно разделяют контрольную работу, которая должна понравиться учительнице Марье Ивановне, и золотое времечко после уроков. Маски сброшены – теперь дискотека. В «Нересте» дискотека разворачивается в самое что ни на есть рабочее время. Покажи этот спектакль в Театральной академии – профессура полезла бы за корвалолом. Другое дело, что вполне профессиональным танцполом эту дискотеку все же не назовешь. На один ловкий и свежий аттракцион в «Нересте» приходится десять неловких и несвежих – сам по себе процесс просмотра напоминает рыбалку: сидишь-сидишь, ждешь-ждешь, глядишь – и клюнет. В последние годы петербургская театральная общественность с не меньшей горячностью, чем евреи мессию, ждет ту молодую режиссуру, которая сотрет с лица земли нафталиново-паралитическое ретро, заполонившее большинство сцен города, и откроет давно уже назревшую новую эпоху в истории нашего театра. Некоторые потенциальные мессии явно оказались лжепророками. Кое-кто тянет не более чем на праведника, отшельника или пустынника. Кого-то можно даже произвести в предтечи. Но где он сам, мессия-то? Когда ждать твоего пришествия, ловец человеков? Не дает ответа.

В том, что мессию зовут Александр Артемов, есть, конечно, большие сомнения: пока что его спектакли уж больно несовершенны, а звучащие в них темы уж больно абстрактны и инфантильны. Хотя, в отличие от упомянутой Марьи Ивановны, Андрей Анатольевич (любимый папа всего петербургского театрального авангарда – режиссер Могучий) Артемова выделил и даже наградил превосходным эпитетом «офигенный». Как знать, может, Могучему видней, и в отвязном хеппенинге «Нереста» он заметил сходство со своими первыми работами. В конечном счете, именно из внутренней свободы, незашоренности и готовности сказать пусть сумбурное, но свое слово и рождается настоящий талант. А может, Могучему просто понравилось, что артемовские рыбаки, как и он, поголовно черные шапочки носят.