Самое важное

«Венерин волос» начинается
с интервью, которые переводит толмач (Иван Верховых):
советские беженцы надеются
занять место под швейцарским
солнцем. В спектакле тяжелый
рассказ простого детдомовца о нелегкой жизни становится поводом для веселого этюда на тему
подросткового вранья. Михаил
Крылов играет его блистательно,
но вот соответствующая сцена у Шишкина вовсе даже не веселая.
Сначала кажется, что театр
усиленно пытается избегать жестоких подробностей, которыми
писатель снабдил свой сложносочиненный роман. Но нет, просто
берет верхнюю ноту вместо
нижней, и сквозь необычайную
легкость, с которой рассказывается о проколотом махновцами
животе беременной женщины,
проглядывает скорбное бесчувствие человека перед судьбой.

В центре витиеватого повествования, которое ведет от первого лица толмач (он же муж Изольды, он же молодой
писатель, которому поручили
взять интервью у престарелой
знаменитости), — русская певица
Изабелла, прошедшая Первую
мировую, потом революцию,
потом советскую власть, а потом умершая при некрасивых
обстоятельствах. Но дикие
подробности смерти у «фоменок» опущены, потому как они
не самое важное. А еще потому,
что трудно представить себе,
что такая участь постигнет
обаятельную героиню Мадлен
Джабраиловой, твердо и чутко
ведущей свою роль.

У Каменьковича все играют несколько ролей, кроме
Джабраиловой-Изабеллы. К примеру, уродливая учительница Гальпетра, с огромной
грудью, зеленым вязаным
беретом, в натуральных чунях
поверх выцветших чулок, —
одно из воплощений Ксении
Кутеповой. Через сцену она уже
играет аккуратную хорошенькую швейцарскую юристку,
краснеющую от неприличных
замечаний в ее адрес, и актрису
буквально не узнать.
«Самое важное» — спектакль, в котором одно отражается в другом. Старая училка — в молодой
красавице. Забытая юношеская
любовь — в Царевне-лягушке, которую играет Полина Кутепова.
За пять минут ее глубоко чувственного диалога с толмачом
на воображаемом балтийском
побережье и впрямь появляется ощущение, что произошло
действительно самое важное.
Иначе говоря, когда в театре случаются минуты подлинности, то действует это сильно. На бумаге
даже у очень хороших современных писателей так редко получается.