Все плохие. Интервью с Полом Верховеном

Пол Верховен — человек, что называется, интересной судьбы. Математик по образованию, он пошел служить в голландские Королевские военно-морские силы, чтобы стать военным режиссером-документалистом. Потом принялся за художественные фильмы — непременно с насилием, сексом и Рутгером Хауэром. А в конце 1980-х перебрался в Америку снимать желчное и убийственно ироничное кино, которое притворялось то научной фантастикой («Робокоп», «Звездный десант»), то производственной драмой («Шоу герлз»), то детективом («Основной инстинкт»).

Бен Уолтерс: В 1980-х вы уехали из Нидерландов делать карьеру в Америке. А «Черную книгу» сняли на родине. Почему вы вернулись?

Пол Верховен: Нельзя сказать, что я вернулся, — я ведь живу по-прежнему в Штатах. А вообще — это длинная история, сначала надо объяснить, почему и как я уехал в Америку. Это был очень рискованный шаг — многие европейские режиссеры отправились в Штаты и ничего не добились. Я думаю, потому что пытались самовыразиться. Так что я решил: «О’кей, если я начну самовыражаться — меня попрут через год. Лучше я буду делать как они, буду снимать научную фантастику: там много действия, а диалоги не очень важны„.Так я сделал „Робокопа“ (1987), „Вспомнить все“ (1990), „Основной инстинкт“ (1992)… А потом случилась катастрофа — фильм „Шоу герлз“ (1995), который был просто уничтожен критиками.

Б.У.: Мне кажется, фильм все-таки лучше, чем его репутация. Теперь каждый эстет, воспитанный на трэше, обязан признаваться в любви к „Шоу герлз“.

П.В.: Еще бы! Там ведь все — чистая правда. То есть сюжет мы, конечно, стащили из „Все о Еве“ и „42-й улицы“, но фактура там документальная. Мы провели несколько месяцев в Вегасе, опросили 150 человек. Все, что происходит на экране, случилось на самом деле. Мы даже включили куски наших интервью в диалоги. После „Шоу герлз“ (также известен под названием „Стриптизерши“. — Прим. Time Out) мне уже не могли доверить ничего нормального — хотя я-то как раз считал фильм абсолютно нормальным, в этом, наверное, и была проблема. В любом случае, мне еще доверяли снимать фантастику, так что я сделал „Звездный десант“ (1997). Ну а вот сейчас мне захотелось снять более личный фильм о Второй мировой войне — а это уже европейское кино.

Б.У.: У вас был какой-то личный интерес к теме
Сопротивления?

П.В.: Да, меня уже давно интересовал этот исторический период — последние месяцы нацистского режима в Голландии. Сентябрь 1944-го — май 1945-го, если быть точным. Мне в то время было семь лет, и я хорошо помню войну — повсюду тела, руины.

Б.У.: „Черная книга“, как я понимаю, имеет документальную основу.

П.В.: Все персонажи списаны с реальных людей, главная героиня — собирательный образ трех женщин. Короче, мало из того, что происходит в фильме, не случалось на самом деле. Мы, конечно, не планировали документалку, но, говоря пафосно, мы старались максимально приблизиться к жизни. Поэтому герои, например, не говорят по-английски, хотя так, конечно, нам было бы проще найти деньги.

Б.У.: Победители у вас выглядят ничуть не лучше побежденных и сильно отличаются от общепринятого образа антифашиста. Вам, наверное, пришлось сильно потрудиться, чтобы раскопать компромат на ваших земляков и отбиться потом от продюсеров?

П.В.: В 1967-м я делал документальный фильм о лидере голландских фашистов Мюссерте и рылся в архивах Института военных документов. Там я нашел — не особенно-то и спрятанные, потому что голландцы не вполне осознавали силу этих документов, — свидетельства о том, что конкретно происходило после освобождения в лагерях для коллаборационистов. Например, охранники разбивали бутылки и заставляли заключенных ходить по осколкам или окунали в чаны с дерьмом. Меня эта тема волнует еще и потому, что в детстве я был влюблен в девочку, родители которой во время войны сотрудничали с нацистами, и один из моих друзей был из такой семьи. Толпа на улице расступалась перед ними, а мне это казалось несправедливым. Когда такие вещи происходят с вами в юности, они сильно влияют на ваше отношение к людям. С тех пор я всегда ищу в злодеях светлую сторону, а в героях — темную. Что касается продюсеров — на меня никто не давил. Да, в Голландии Сопротивление долго считали героическим движением, а фильм подрывает этот светлый образ. Но продюсеры соглашались, что я должен снимать фильм так, как хочу. Если мы что-то и не сняли, то только из-за нехватки денег, типа “вам действительно так нужен этот самолет?„. Но никто ни разу не сказал: “А чего это у вас еврейка из Сопротивления спит с немецким офицером?„

Б.У.: А простые голландцы не протестовали?

П.В.: Когда я снимал „Солдат королевы“ (1977), прохожие раздражались просто из-за того, что по улицам ходят актеры в нацистской форме. А сейчас всем было наплевать. Не было ни дискуссий по телевидению, ни писем в газеты. Ни от бойцов Сопротивления, ни от евреев. Я думаю, все понимают, что такие вещи происходили, хотя их никогда и не показывали на экране. Люди думали: “Да, это вполне могло быть», — и успешный
прокат в Голландии — хорошее тому подтверждение.

Б.У.: И как вы объясните такие изменения?

П.В.: «Черная книга» — фильм о том, как опасно
делить людей на типы и помещать их на полочку. Реальность такова, что в человеческой жизни нет черного и белого, только разные оттенки серого. И сейчас многие это понимают, потому что мы живем в мире, где есть американское правительство, которое часто привирает. Когда вы не ленитесь оглядываться назад и сравнивать слова и дела, ваш мозг привыкает замечать подобные вещи. Если уж вы допускаете мысль о том, что сам президент Соединенных Штатов лгал насчет оружия массового поражения в Ираке, то вы вполне можете поверить и в персонажей, которые легко превращаются из героев в мерзавцев.

Б.У.: И вы по-прежнему живете в Америке!

П.В.: Ну а что? Американцы нормальные, интересные люди, не хуже любых других. Посмотрите, что делали голландцы со своими заключенными, это же чистый Абу-Гариб (американская тюрьма, где пытали пленных из Ирака. — Прим. Тime Оut)! Французы вытворяли то же самое в Алжире, а немцы — по всей Европе. Все — плохие. Любой народ может устроить то же самое — и, поверьте, с удовольствием устроит, если ему выпадет такая возможность.