Это мой город: Максим Семеляк

Где вы живете сейчас?

Я живу в деревне под названием Александровка — переехал туда, женившись. 

В каком районе вы родились?

Я родился на Живописной улице — моя мама с бабушкой переехали туда в свое время с Маяковки. А уже в 1977 году, кажется — я не помню, а спросить уже не у кого — мы перебрались в Орехово-Борисово, где бабушке дали квартиру, в которой я, собственно, и прожил всю так называемую сознательную жизнь до 2000-го года. 

Как этот район изменился со времен вашего детства?

У меня квартира на восьмом этаже и деревья вокруг дома, которые я помню чуть не саженцами, уже доросли прямо до балкона. Я помню, как в начале восьмидесятых годов в кооперативном доме напротив на девятом этаже в окне часто маячила загадочная голая девушка. Сейчас деревья вокруг разрослись так, что ее не было бы видно, да и вряд ли она уже показывается в таком виде. Прочие перемены касаются в основном коммерческих и сопряженных с веянием времени застроек, ничего интересного. 

Каким ваш район вам казался в детстве и каким стал сейчас?

Я относился к нему как к наблюдательному пункту (см. предыдущий пункт), как к некоей галерке, откуда с моего восьмого этажа мне был виден Кремль в ясную погоду (по крайней мере, так мне казалось в детстве), салют по праздникам и некий смутный облик дальнейшей жизни. Иногда мне чудилось, что на горизонте вздымается атомный гриб — довольно распространенное детское видение первой половины восьмидесятых. Мой район был идеальным местом для созерцания и ожидания. Многие, кстати, чего-то ждали — помню, в нашем подъезде на девятом, кажется, этаже жил Александр Лившиц, который в девяностые вдруг стал ни много ни мало министром финансов. Я до сих пор люблю возвращаться в старую квартиру, чтобы посмотреть из окон — из них давно уже не наблюдается никаких перспектив, но я все равно чего-то жду. 

Куда вы ходили в своем районе, в частности, пока были ребенком и подростком, и что стало с этими местами?

Главное место — конечно, Царицыно, особенно зимой и осенью, все детство прошло именно там. Еще на местности было два кинотеатра — один назывался «Авангард», другой «Мечта». Собственно, эти два слова — авангард и мечта — хорошо описывают мои тогдашние настроения. Я не был там с самого детства – ни в Царицыно, ни в «Мечте». В «Авангард» ходил один раз в 1999-м году, когда там чудесным образом случился концерт «Гражданской обороны». Еще помню, что под самым нашим домом в Борисовском проезде рос яблоневый сад, в середине восьмидесятых его вырубили, чтобы построить какую-то скотскую детскую площадку — с тех пор я с неприязнью отношусь к любым урбанистическим инициативам.

Что вы делаете, когда оказываетесь в городе? Остались ли у вас любимые места для прогулок или любимые заведения в Москве?

Я семь лет снимал квартиру в районе метро «Аэропорт» на пересечении Планетной и Черняховского, это были самые развеселые годы в жизни, и я иногда люблю там пройтись с неясными целями. Какие-то умеренные чувства навевают Воробьевы горы. Любимых старых заведений у меня нет, просто потому что тут практически не осталось никаких мест-долгожителей — ни кабаков, ни клубов. Если говорить о считанных старожилах, оставшихся с девяностых годов, то я до сих пор испытываю малообъяснимую тягу к «Старлайту» в саду «Аквариум» — именно что по старой памяти. И зимними ночами иногда люблю пить водку в «Пушкине» — привычка осталась со времен ранней «Афиши». 

Какой район ненавидите и за что (если, конечно, такой есть)?

Ненависть слишком громкое слово, таких районов у меня, пожалуй, нет, но я, например, недолюбливаю Сити и окрестности. 

Есть ли место в Москве, куда вы все время собираетесь, но никак не можете доехать?

Сейчас для меня такое место это как раз Царицыно — я не был там с детства, ну по крайней мере лет 25 уж точно. Вообще, признаться, я не очень любопытен в отношении своего города — я в этом смысле живу вполне по-ерофеевски: много про что слышал, но сам ни разу не видел.

Какие изменения, произошедшие в Москве за последнее десятилетие для вас наиболее заметны и важны? Что из этого вам нравится, а что — нет?

Вы знаете, я вообще не очень требовательный, скорее даже несознательный горожанин — по большому счету, единственное, что мне важно в любом городском пространстве — это чтоб на улицах не били и не убивали (видимо, это рецидивы орехово-борисовской юности). У меня не вызывали сильных эмоций ни плитка, ни эти дикие фигуры на улицах, ни бесконечная стройка. Ненависти к снесенным ларькам я не питал, для меня они в некотором смысле успели превратиться в свойство города — я прекрасно помню период в середине девяностых, когда каждую ночь пил пиво Foster`s у палатки на станции «Улица 1905 года». Скажу страшную вещь — разумеется, остатками ума я осознаю весь ужас разрушения старой московской архитектуры, который по-прежнему продолжается, но по-настоящему меня, как деревенского жителя, ранит и бесит только уничтожение природы. Вот дерево недавно спилили на Пречистенке — от этого мне реально больно, по мне так дерево важнее всех их велодорожек (а я ненавижу велосипедистов с детства). Но если по гамбургскому счету, то, конечно, Москва за последние годы стала приятнее, чего уж.

Расскажите немного о вашей новой работе в качестве главреда Men's Health. Управление мужcким журналом чем-то отличается от руководства последним оплотом незамутненного интеллектуализма в российских медиа, которым был The Prime Russian Magazine?

Спасибо за добрые воспоминания о The Prime Russian. Мне нравится ваше определение «незамутненный», это было важное свойство журнала. Мы не были частью ни либеральной, ни патриотической тусовки, печатали кого считали нужным, не были ни модниками, ни пассеистами. При этом нельзя сказать, чтоб мы были «над схваткой» (ненавистная мне позиция), скорее «под схваткой», уходили в какие-то сплетения корневищ. Это был своего рода медиа-рефугиум и он был ценен именно своей воплощенной кривизной и гордыней. Любая даже самая правильная стратегия «развития» и «продвижения» так или иначе изменили бы его природу. А при этом он достиг такой точки (все-таки пять лет жизни для такого журнала не шутка), что необходимо было придать ему соответствующее ускорение и прочие полезные вещи — развивать, например, сайт, и все такое. Поэтому в некотором смысле даже хорошо, что он ушел сам — я уверен, что свою смешную миссию он выполнил, а дальше пусть другие.

Что до Men`s Health, то я весьма увлечен этим проектом, я вполне сознательно выбрал между ним и «Эсквайром», поскольку сама концепция первого мне представляется сейчас куда живее и свободнее. Я уже где-то пользовался этой аналогией, но повторюсь — вот я снимал двадцать лет какое-то свое условно авторское кино, и вдруг мне предложили срежиссировать серию бондианы. Работать с классическим сюжетом всегда интереснее, а гамбургер, кстати, можно и в молекулярной стилистике приготовить, как нас учил Натан Мирволд.