Саша Денисова и Сергей Аронин: «Театр должен быть везде, в каждом углу»

Саша Денисова и Сергей Аронин: «Театр должен быть везде, в каждом углу»

Катерина Вахрамцева   9 ноября 2015
9 мин
Саша Денисова и Сергей Аронин: «Театр должен быть везде, в каждом углу»

Time Out поговорил с создателями спектакля «Шавасана», драматургом и режиссером Сашей Денисовой и режиссером Сергеем Арониным, о том, почему именно сейчас важен вопрос о человеческом достоинстве. Выяснилось, что авторы не во всем солидарны друг с другом.

«Шавасана» — новый спектакль Центра имени Мейерхольда, название означает «позу мертвеца», или позу отдыха в йоге, которая стала для создателей спектакля метафорой современного общества.

Перед нами спектакль-ситком, разделенный на эпизоды-серии. Все действие происходит в гостиной съемной коммунальной квартиры, на диване. Квартиру снимают молодые люди, которые вместе занимаются йогой. И много разговаривают — каждый о своем.

Интервью с создателями спектакля, драматургом и режиссером Сашей Денисовой и режиссером Сергеем Арониным, который еще и исполняет роль доцента-искусствоведа, — попытка разобраться, почему именно вопрос голоса и выхода на площадь становится столь важным практически для каждого молодого человека — и почему это в первую очередь разговор о человеческом достоинстве. И оказалось, что авторы «Шавасаны» имеют разные представления об этих вопросах.

   

Почему спектакль играется в фойе?

Сергей Аронин: Мы не можем играть на большой сцене. История на 6 человек — очень камерная. В малом зале мы тоже играть не можем, потому что там нет обращения в пространство. Мы решили развивать пространство фойе. Было понятно, что место под лестницей в фойе — некая средняя сцена. Это требует огромных затрат всех цехов ЦИМа: розетки, нужно закрывать окна, наверху и внизу ничего больше не может идти, поэтому нам нужно в три раза больше администраторов. Это трудности, трудности. Но в итоге то, что мы видим, — это тот момент, когда невозможное возможно. Когда пространство фойе начинает становиться метонимическим.

Саша Денисова: Какое метонимическое, что вы говорите? Худрук ЦИМа Виктор Рыжаков поручил нам осваивать театр, чтобы театр был везде, в каждом углу. Вот мы и освоили уголок под лестницей. Создали сериальный стиль, стиль ситкома. Люди все время говорят — на диване, за барной стойкой, уходят по лестнице, застают друг друга в нелепых ситуациях. Вся их жизнь — мизансцены стерильного, выхолощенного пространства. Немного «Икеи», немного узнаваемой мебели съемных квартир — декорацию делала Катя Ряховская. И только одна комнатка, заваленная старыми вещами, — живая, уютная, настоящая, со старой радиолой и журналами тех лет.

Сергей Аронин: Самое важное — мы собираемся, приходят разные зрители и люди по ту стороны сцены, и из этого складывается что-то уникальное.

Саша Денисова: Зритель должен ходить на новую пьесу. Это закон театра. Шекспир так делал, Шиллер так делал, Гете так делал, и мы так делаем. Театр двигает современная драматургия — только она может подключить нас к реальности. И зритель не знает, что будет дальше.

Как вы придумали «Шавасану»?

Сергей Аронин: Три года назад, когда еще мир был устроен по-другому, спектакль «Зажги мой огонь» по пьесе Саши Денисовой только номинировался на «Золотую маску», только выпущен был спектакль «Маяковский идет за сахаром» по ее же пьесе в театре Маяковского , у меня были выпущены «Циники» в театре Моссовета и «Событие» в Калужском драматическом театре — кровь еще кипела в жилах. Именно тогда была предпринята попытка начать творческий путь к премьере «Шавасаны». Почему-то раньше всего возникло именно название спектакля — «Шавасана». У нас было семь актеров, которые участвовали в репетициях. Впоследствии из этих семи актеров двое ушли в храм, один уехал в Астрахань (это чтобы не говорить, что ушел в запой), одна вышла замуж и так далее. А сейчас из первоначального состава мы видим на сцене трех человек с курса Каменьковича-Крымова.

Тогда возник замысел спектакля в «Театре.doc». Мы встречались, репетировали, а больше общались, делали этюды. И это было важно — сформулировать и сгенерировать отношение нас сегодняшних к тому, что происходит в стране и в театре. А сегодня все стало намного острее. У нас, к счастью, очень аполитичные люди в спектакле собрались, и было бы странно, если бы его делали политически настроенные активисты. Но, тем не менее, наши взгляды направлены не вовне, а вглубь, где все намного сложнее. И для меня вопрос выхода на площадь настолько же серьезен, насколько выход в кабинет министра культуры. Я не могу быть уверен в том, что завтра не закроют очередной театр и не снимут очередной спектакль.

Мне и тогда, три года назад, и спустя все это время самым важным в нашем спектакле кажется то, что мы видим некий социальный срез страны: у нас живут и интеллигенты, и рабочий класс, и воцерковленные люди. Все шесть человек, шесть героев пьесы — очень разные, они представляют некий срез современного общества. И тем не менее у каждого из них есть своя правда, основания и возможность выйти на площадь — или не выйти. И все это было бы оправдано. Каждый в себе не уверен и каждый может что-то заявить. Дальше есть вопрос — нужно ли, целесообразно ли и выгодно ли. Вопрос, который сегодня стоит перед обществом, острее. Можно выйти на площадь и остаться незамеченным, можно выйти и стать персонажем YouTube с кучей лайков, можно выйти проплаченным. Выход на площадь для меня перестает быть способом изменить ситуацию. По факту от того, что я выйду в соседний кабинет в центре Мейерхольда с плакатом или речью, зависит гораздо больше, чем от выхода на площадь.

Саша Денисова: Йога в нашем проекте — способ отстранения от общественной жизни. Я его придумала три года назад, потом отвлеклась на другие спектакли, но вот мы собрались и закончили эту работу. Я написала пьесу. Шестеро молодых людей живут в съемной квартире, говорят, говорят… Между ними происходит пять пудов любви, как у Чехова, и все прочее, комедия положений происходит. И возникла аналогия с 1968 годом — знаменитой «демонстрацией восьмерых», когда восемь человек вышли на Красную площадь поддержать Чехословакию. Я перечитала документальные материалы по этому делу и сконструировала некую сцену-версию, как это было.

Молодые люди мало что знают об этой эпохе. Мы записали вербатимы — и выяснилось, что было вкусное мороженое, люди ходили в красивых лодочках, Гагарин полетел в космос, был Хрущев, оттепель, поэты выступали на стадионах, было всего два вида конфет, зато чувства были сильнее, а отношения честнее. Это какие-то шаблонные представления. Как говорил Лотман, чтобы узнать об эпохе Пушкина, нужно забыть все то, что мы о ней знаем, и узнать то, что знал Пушкин. Вернуться в то время невозможно. Режиссер Саша Хлесткина сняла для спектакля целый фильм в духе ностальгических сериалов, которые сегодня перемалывают любую эпоху. 30-е годы — красивые женщины с красной помадой и гофре, фокстроты, только иногда за людьми приезжал черный воронок. Сериал «Оттепель» — девушки с бабеттами и стрелками, ситро и буги-вуги. Мы решили работать с мифом, с исторической памятью. Показываем наше дистанцированное и мифологизированное представление о той эпохе, а потом сталкиваем ее с нашей. Актеры в конце спектакля рассказывают свои монологи о том, что пережили сами. Был Курск. Были теракты. Был Беслан. Кто-то из наших друзей погиб в «Норд-Осте». Вся их юность прошла так. Обо всем остальном они судят, исходя из кинофильмов.

Кто герои пьесы?

Саша Денисова: Мои герои сформировались в нулевых, относительно безоблачное, комфортное время. При этом на их юность пришелся весь ужас уже нынешней эпохи. И своей юношеской памятью они зафиксировали эти травмы, это сформировало их поколение. Все герои рассуждают: мелкие они люди или наоборот, способны ли, как шекспировские персонажи, на большую страсть, на большое действие — и о том, как происходящее в стране вторглось в их жизнь. Отца главного героя (и это реальная история одного из актеров) посадили на 12 лет за преступление, которого он не совершал. Из-за политики и коррумпированного суда.

Сергей Аронин: У меня противоположная позиция. Именно то, что мы знаем об ушедшей эпохе, является нашим коллективным знанием, благодаря которому мы можем двигаться дальше. Даже наше невнятное представление о середине прошлого века может помочь нам понять то время, приблизить нас к нему. Для меня то время — это возникновение «Современника» в 1956 году и Театра на Таганке в 1964-м. Где, скажите, сегодня возможна ситуация, чтобы возник Театр на Таганке? Посмотрите на то, что происходит в культуре.

Можно ли воспринимать аналогию главного исторического события в спектакле — оккупацию Чехословакии — как аналогию с последними событиями?

Саша Денисова: Не знаю, понимайте, как хотите.

Сергей Аронин: Удивительно, что именно Саша сейчас говорит: «Понимайте, как хотите». Потому что в итоге весь спектакль пришел к тому, что «понимайте, как хотите». Три года назад он начинался с другого: «Понимайте определенным образом».

Саша Денисова: Ситуация такова: в 1968 году восемь человек всерьез рассуждали о том, что если хоть один из них выйдет на площадь, то Чехословакия не почувствует себя одинокой. Для них это было важно. Сейчас сочувствие к чужому человеку, попытка воспринять чужую боль как свою, социальная эмпатия — очень низкая. Если люди в 1967 году в Америке стотысячными демонстрациями окружали Пентагон и протестовали против войны, ощущая вьетнамскую трагедию как свою, то сейчас чувство эмпатии ушло из общества. Мы не ощущаем войну в Украине как свою. Мы не чувствуем себя ответственными. У нас нулевая эмпатия.

Людям, жившим за железным занавесом, было присуще это чувство. Присуще ли оно нам? Это главный вопрос спектакля. Мы не может ответить: нет или да. Можно выйти — и ничего не случится. Ноль реакции. Выходил художник Павленский, выходил Бренер, выходили «Пусси Райот».

Сергей Аронин: Ну вы сравнили — Бренера и «Пусси Райот»! Хотя бы в контексте времен, в контексте значимости их поступка.

Саша Денисова: Ладно, стрельцы выходили. Не важно, кто и куда выходит. И наш спектакль не является призывом. Мы пытаемся размышлять об общественном здоровье. Больной жив или мертв? Происходит шавасана в стране или еще есть попытки?

Сергей Аронин: Вы понимаете, что Ленин до сих пор лежит там же, где и все последние десятилетия, и лежит он в шавасане? И это больше чем символ. Бродский вышел покурить вместе с Цоем, а Ленин считает овец, которые прыгают через стены Кремля, и все не может заснуть. Хотя это уже скорее для журнала «Каламбур». Словом, важно, чтобы наш незатейливый и легкий спектакль оказался темой для рассуждений о свободе, совести, любви и поколении.

Ближайшие спектакли в Центре имени Мейерхольда: 5 декабря, 18:00 и 21:00, 19 декабря, 18:00 и 21:00