Как наука в России стала модной

Как наука в России стала модной

Ксения Морозова   25 мая 2015
5 мин
Как наука в России стала модной
В Москве проходят многочисленные научные фестивали и «состязания ученых», а лектории пропагандируют «Science is the new sexy». Time Out расспросил пятерых успешных молодых ученых о том, почему это происходит.

Даниил Кирьянов

25 лет, аспирант биологического факультета МГУ, сотрудник лаборатории нейрофизиологии и нейрокомпьютерных интерфейсов А. Я. Каплана

Мы все, поступая в Бауманку, скорее мечтали о карьере в IBM или Microsoft, но точно не о науке. Но потом я начал проводить всякие невероятные эксперименты и понял, чем хочу заниматься на самом деле. То есть я никогда не делал осознанного шага заниматься наукой. У меня был интерес, и я хотел его удовлетворить.

Но отношение к науке, конечно, меняется, я это замечаю. Благодаря интернету появилась возможность рассказывать о науке и показывать ее достижения, и ученый в массовом сознании превратился из заучки-ботаника в фокусника. А еще появились образы знаменитых ученых, зарабатывающих миллионы, вроде Билла Гейтса или Стива Джобса. Появилась и масса возможностей продвигать свои проекты: от краудфандинга до YouTube.

Фундаментальная наука, к сожалению, в России все еще неперспективна, и ей занимаются фанатики. Но есть небольшой раздел прикладной науки, которая стала перспективной. Мы изучаем возможность управлять электроникой с помощью мозга, это новая, сильная, малоисследованная отрасль, где можно достичь чего-то значимого. Результат виден сразу, здесь есть реализуемое конечное решение. Тема нейроинтерфейсов не самая важная, но хорошо распиаренная, во многом благодаря всяким фильмам про киборгов. Поэтому нас хорошо финансируют.

Я буду оставаться сотрудником университета до тех пор, пока у нас будут гранты. Потом я собираюсь создать свою компанию. Вероятно, это будет гаджет на основе нейроинтерфейса.

 

Георгий Шахгильдян

24 года, аспирант РХТУ им. Д. И. Менделеева, ведущий инженер Международного центра лазерных технологий. Область: химия стекла

Я, как и большинство студентов, учился от сессии к сессии, и учился так себе. Но на четвертом курсе, когда пошла специальность, я вдруг очень увлекся. Я узнал, что из стекла можно делать не только бутылки и окна, но и уникальные вещи. Я, например, занимаюсь разработкой микрошариков на основе стекла, с помощью которых можно лечить рак печени. Еще мы пытаемся создать новый тип памяти: записывать информацию в стекло с помощью лазера. Я заинтересовался, мне предложили остаться в аспирантуре и за свои исследования получать зарплату. Естественно, я согласился.

Мне кажется, что сейчас молодежь пошла в науку, потому что за это начали платить более-менее конкурентную зарплату. У нас, как и во многих научных центрах, сейчас появились крупные гранты от Министерства образования. В хороших местах эти гранты распределяются таким образом, чтобы привлекать в том числе и молодых специалистов.

Но у нас все хорошо, потому что наша кафедра выступает за то, чтобы заниматься не фундаментальной наукой — интересной, конечно, но ограниченному числу людей, — а создавать материалы, которые можно будет в краткосрочной перспективе применять на практике. Правда, все финансирование ограничено двумя-тремя годами. То есть всегда есть риск, что мы не сможем продолжать работу. Но, с другой стороны, занимаясь таким делом, всегда можно перейти в область создания реальных устройств или материалов и открыть свою фирму.

 

Александр Семенов

29 лет, морской биолог, начальник водолазной службы Беломорской биологической станции МГУ, подводный фотограф, организатор кругосветной экспедиции «Акватилис»

Я занимаюсь наукой много лет, и до нас многие занимались наукой, делали потрясающие вещи и даже деньги зарабатывали. Сейчас появилась мода не на науку, а на ее популяризацию. Я тоже все это замечаю, но на самом деле это верхушка, под которой всегда было много всего, просто никто туда не лез и не разбирался. За последние несколько лет оказалось, что научно-популярные развлечения интересны людям, и крошечные фестивали и лектории выросли в целую индустрию. А про то, что улучшились условия, — это ерунда. Раньше науку финансировали лучше, больше и гораздо легче. Может, в каких-то отраслях стало проще, но я занимаюсь морской биологией, которая никому особо никогда не была нужна.

 

Александр Рикель

28 лет, доцент кафедры социальной психологии психологического факультета МГУ

Мое желание поступить в МГУ было исключительно синдромом ботаника — хорошо учился в школе, поэтому и пошел в МГУ. Поступив, я получил огромное наслаждение от концентрации умных людей на квадратный метр. Причем не просто умных, а людей, деятельность которых мотивируется не только зарабатыванием денег. У меня все началось с желания стать частью этого мира.

Сегодня за чистую науку по-прежнему никто не платит. Чтобы что-то зарабатывать, ты должен крутиться, придумывать модные, актуальные, пригодные форматы, и тогда тебе откроются какие-то возможности. Я, помимо своей научной деятельности, занимаюсь рекламой, применяя знания психологических принципов и психологии влияния на практике. Еще можно предлагать результаты своих исследований большим компаниям.

Возрастающий интерес к науке в обществе показывает его здоровое состояние. Ненормально, если его нет. Наше общество выздоравливает.

 

Андрей Афанасьев

29 лет, создатель компании iBinom, производящей продукт по анализу данных секвенирования ДНК

Я учился в аспирантуре МГУ, но мне стало смертельно скучно работать в том темпе, который задают большинство научных организаций в России. Все делается очень вяло, деньги небольшие, любая инициатива вязнет в бюрократии, и есть единичные отрасли, в которых это не так.

Я принял решение уйти из аспирантуры, но то, что мы называем «синдромом МГУ-шника», не позволило мне заняться чем-то простым и банальным. Когда 6 лет натаскивают на то, что ты должен заниматься матанализом и квантовой механикой, ты привыкаешь получать удовольствие от интеллектуально сложных вещей. Из-за этого мы занялись биотехнологиями, несмотря на то, что это не самая прибыльная отрасль. После университета в бизнесе было очень бодро — быстро принимались решения, быстро были видны результаты. Я собрал команду, мы пришли в бизнес-инкубатор МГУ, там нам помогли с первоначальным капиталом. Еще нам выделили грант.

Я думаю, что интерес к науке связан с тем, что в России выросло сравнительно благополучное поколение. Мы уже смогли удовлетворить свои основные потребности и хотим чего-то большего.