Захар Прилепин: «Книга – последняя правда, как ее видит автор»
Прототипом одного из второстепенных персонажей «Обители» стал ваш прадед, который сидел в Соловецком лагере и от которого пошла линия семейных преданий. Помимо этого вы работали с источниками. Каково соотношение предания и факта в романе? Надеюсь, что так вопрос не стоит, потому что книга – это, собственно, последняя правда, как ее видит автор. Да, я восстанавливал историю по крупицам, да, был и роман лагерника с чекисткой, и заговор с планом массового побега, и прадед сидел – все это было. Я не писал документальный роман, это важно. Все тексты, которые составили эту книгу, от пролога до эпилога, – воспринимать их нужно как литературу. Но если кто-то захочет поймать меня на реалиях – пожалуйста, быт Соловков того периода строго задокументирован, все это есть в источниках.
Что вас более всего поразило в процессе сбора материала? Были какие-то открытия? Открытиями это не назвать, потому что все мы так или иначе опосредованно, слава богу, знакомы с какими-то лагерными историями, прозой и так далее. Но было подтверждение так называемой «щелястой реальности», куда проваливались десятки, сотни, даже тысячи людей – которые оказывались в заключении на положении научных спецов, артистов и так далее и жили на удивление неплохо. Показательно, что почти никто из них об этом не написал, а ведь это тоже было. Как были и случаи не из ряда вон выходящие, когда чекисты прямо из кабинета попадали в лагерный барак. Факт же самый для меня поразительный – то, что на момент прихода большевиков на Соловки в монастыре было огромное количество оружия, то есть это была крепость настоящая, с приличным арсеналом.
В финале вы задаетесь вопросом: что бы было, если бы история была рассказана не через московского интеллигента-разночинца Артема, а через какого-нибудь другого ключевого персонажа – белогвардейца Бурцева, чекистку Галину Кучеренко, поэта и картежника Афанасьева или начальника лагеря Федора Эйхманиса. Какой из этих ракурсов интригует более всего? Завораживает Эйхманис, конечно. Это герой того типа, которым бредили немецкие и английские романтики – блестящий офицер-контрразведчик, необычайно одаренный, эстет, интересующийся всем и способный решить практически любую задачу, но при этом сверхчеловечески безжалостный. А в его биографии еще и увлечение спиритизмом, и, с высокой вероятностью, масонство – ну, в общем, есть о чем задуматься.
Чем займетесь после столь масштабного труда? У меня есть группа «Элефанк» – мы сейчас пишем альбом. Планируются экранизации «Патологий», «Саньки» и «Обители», тоже приму посильное участие. Соберу книгу публицистики – уже лет пять был перерыв в этом деле. Еще у меня давно есть потребность составить небольшие сборники любимых поэтов 1920-х годов: Владимир Луговской, Павел Васильев и так далее. Отберу стихи, напишу предисловия и комментарии. Я вообще именно поэзию люблю до сумасшествия.
Видели уже фильм «Восьмерка» по вашей книге? Нет, только материалы. Посмотрю вместе со всеми.