Папина школа. Интервью с Джорджем Клуни
44-летний Джордж Клуни никогда не был членом коммунистической партии. Но его откровенная антивоенная позиция и осуждение политики президента Буша в Ираке заслужили приверженцу либерально-демократических взглядов ярлык врага государства. В своей второй режиссерской работе «Доброй ночи и удачи„ Клуни рассказывает историю противоборства телеведущего канала CBS Эдварда Марроу и сенатора-антикоммуниста Джозефа Маккарти. А между строк комментирует положение дел в современной американской политике. Черно-белая драма о том, как несколько честных и упрямых журналистов положили конец „охоте на ведьм“, упрекает современную прессу в конформизме.
Ваш отец был телеведущим. Как это на вас повлияло?
У меня вся семья из новостного бизнеса. Моя мама работала на телевидении, а отец был режиссером и ведущим новостей. Родители брали меня и мою сестру на телестудию с тех пор, как мне исполнилось 4 года. С 11 лет я работал суфлером у моего отца — наблюдал, как он выбирает и подает главные новости. Именно у него я научился драться за свою точку зрения. Мой отец — журналист, открыто критиковавший президентов Джеральда Форда и Джимми Картера.
Судя по “Доброй ночи и удачи„, вы, в отличие от большинства людей, верите в то, что средства массовой информации могут делать добро.
Телесериал „Скорая помощь“ с моим участием смотрели 40 миллионов человек. Когда ты проникаешь в такое количество домов, волей-неволей осознаешь, что на тебе лежит огромная ответственность. И не только за развлечение публики. Вообще изначально теленовости были придуманы для того, чтобы расходовать деньги. Вещание было арендовано компаниями, которые получали прибыль от продажи развлечений, а каждые шесть часов (или около того) они выполняли свой общественный долг, выпуская сводки новостей. Эта схема успешно работала довольно долгое время.
И что случилось?
Где-то в конце 70-х люди поняли, что новости можно сделать более интересными. Моего отца послали к консультантам, которые посоветовали ему носить синие костюмы и зачесывать волосы налево, потому что это вызывает у людей доверие. Телевидение перестало просто передавать новости — оно стало продавать их.
Прежде чем теленовости превратились в объект торговли, их делали такие люди, как Марроу. Его коллеги, дожившие до наших дней, часто появлялись на съемочной площадке. Что они говорили о нем?
Они все еще называют его мистер Марроу, и никогда — Эд. Они считают его самым смелым человеком на свете. В разгар „охоты на ведьм“ рядовые сотрудники но востных служб боялись потерять работу, а Марроу был обеспокоен только тем, что Маккарти может подчинить себе Америку.
Вы излагаете в своем фильме только проверенные факты?
Я был очень внимателен к деталям — не хотел, чтобы мой фильм посчитали выдумкой. Сейчас в Америке популярна ревизионистская теория Энн Култерс, которая считает, что Маккарти был прав. Я категорически с ней не согласен. Маккарти не был прав хотя бы потому, что 99,9 процента людей, которых он называл шпионами, таковыми не являлись. Но не это главное. Главное, по мнению Марроу, — то, что мы не должны позволять страху ущемлять наши гражданские свободы.
Вы считаете, что современная пресса не в состоянии открыто говорить о нарушениях гражданских свобод в Америке?
Я думаю, что, когда США объявили войну Ираку, журналисты взяли себе двухлетний перерыв. И сенат сделал то же самое. Забавно наблюдать, как сейчас сенаторы-демократы опомнились и говорят: “Эй, нас ввели в заблуждение насчет Ирака„. Ну, меня-то никто не смог обмануть. Я знал, что Саддам Хусейн никак не связан с Аль-Каидой. И я открыто говорил, что следовало бы проверить эту информацию, прежде чем посылать туда 150000 американских солдат. За это меня и осудили — один журнал вышел со мной и Шоном Пенном на обложке, а поперек груди у нас было написано: „Предатели“.
Вас удивила степень агрессии?
Нет. Раз высовываешь голову — будь готов, что ее могут отрубить. Я не писал морализаторских книг, как республиканец Уильям Беннетт, проигравший в казино миллион долларов. И я не принимал 6 000 таблеток анальгетика, содержащего наркотические вещества, как консерватор Раш Лимбо, заявлявший в своих передачах, что наркоманы должны сидеть по тюрьмам. И я никогда не использовал вибратор, как телеведущий Билл О’Рейли, домогавшийся сослуживцев.
Поклянетесь на Библии?
Ну, разве что в воображении (смеется). Я просто недавно прочел стенограмму жалоб женщины, обвинившей О’Рейли в домогательствах. Интересно, если бы я сделал то же, что О’Рейли, как бы он назвал меня, приди я к нему на ток-шоу?
Коммунякой-извращенцем.
(Смеется.) Да, я- коммуняка-извращенец.
Как вы думаете, современная тележурналистика исправится?
Фильм оптимистичен, мне будет досадно, если вы не почувствуете этого после просмотра. На телевидении по-прежнему работает чертова туча великих журналистов. Некоторые из них погибли в Ираке. Трусят только основные телеканалы.
Помимо фильма об Эдварде Марроу, вы приняли участие в еще одной серьезной политической картине — сыграли агента ЦРУ в „Сириане“.
Да уж, по сравнению с „Сирианой“ “Доброй ночи и удачи» — просто диснеевский мультик. (Смеется.) Мне этот фильм стоил недешево — мало того что я не получил гонорара за роль, так еще и сам разыскивал деньги, набрал 25 фунтов для съемок и в результате повредил позвоночник. Но я ужасно доволен, что мы сделали эту картину — в пику Голливуду, которому не нужны такие серьезные фильмы.
Говорят, организованная вами вместе с режиссером Стивеном Содербергом продюсерская компания Section 8, занимавшаяся производством «Сирианы», прекратила свое существование.
Увы, я и Стивен оказались никудышными бизнесменами. Зато мы остались хорошими друзьями. Вообще этот год для меня выдался жутко неудачным. Меня подкосила гибель любимой собаки от укуса гремучей змеи. Причем я пытался спасти ее, поэтому последнее, что она видела перед смертью, — как я замахиваюсь на нее бейсбольной битой.
Соболезную. Но не все так плохо- вэтом году вы сняли хорошее кино. А вашему отцу понравилось https://www.timeout.ru/text/film/14270/?
Я очень переживал, показывая ему фильм. Знаете, ни папа, ни я не умеем говорить комплименты, поэтому после просмотра он просто похлопал меня по плечу и сказал: «Ты все сделал правильно».