Послушайте

«Писать о музыке — все равно nчто танцевать об архитектуре» — с этого афоризма, авторство которого неизвестно, начинает свою книгу Росс. Впрочем, глядя на изысканные эссе автора, выстраивающиеся в единое повествование, распутывая узор его мыслей, читатель вполне может сравнить его письмо с танцем. Слово у него как будто дополняется выразительностью и энергией жеста, обретает пластические формы, ритм, движение. Росс хорошо пишет. Его даже как-то странно называть журналистом, музыкальным обозревателем. Он слишком умен и эрудирован для журналиста. Он слишком специалист. И дело не только в том, что его многостраничная история композиторского искусства прошлого столетия («Дальше шум») стала интеллектуальным бестселлером. Просто сама его раскованность, доступность идут от полноты знания.

«Я белый американский мужчина, и до 20 лет я не слушал ничего, кроме классики». Однако новая музыка заставила себя слушать. Но и классика не исчезла. Закваска юношеских лет дала особое вино. Росс научился умно слушать музыку. И сопоставлять несопоставимое. Он пишет о Бахе, Бетховене, Брамсе, Шуберте, Моцарте, о как будто окончательно законсервированных формах и жанрах — и рядом помещает имена современных исполнителей и музыкантов: исландку Бьорк, американца Джона Лютера Адамса, китайцев Чэнь Цигану и Го Вэньцзина, финна Эса-Пекку Салонена. Он рассказывает, как чакона связана со свадебным плачем, и видит отзвуки этого музыкального архетипа в современности. Он не боится погружаться в историю, потому что и современность станет историей. Он говорит о единстве музыки и об условности музыкального академизма, поскольку сам из этого академизма вышел.