Интервью: Юрий Стоянов
В картине Никиты Михалкова «12» Юрий Стоянов сыграл одного из самых молчаливых и неприятных персонажей.
Стоит ли эта роль как бы на особом пьедестале в вашей внутренней коллекции?
О какой коллекции можно говорить, если у меня всего шесть главных ролей в кино? Я в этом смысле артист молодой. И моя безграничная любовь к кино не находит взаимности.
Кокетничаете?
Абсолютно нет. Я сам себе напоминаю детский инерционный автомобильчик, который надо несколько раз крутануть по гладкой поверхности, а потом уже отпускать: тогда он едет. Еще можно сравнить с поздней зимней вишней в том смысле, что я действительно поздно стал артистом. Я смотрю сегодня на молодых коллег с радостью и удивлением, вспоминаю себя в этом их возрасте и констатирую без всякой ревности и зависти, что так, как они, я играть не мог.
Вы не спрашивали Михалкова, почему он предложил эту роль именно вам?
Разговор у нас состоялся примерно следующий. «Дружочек, не хочешь сыграть у пенсионера в пенсионном кино?» — спросил он меня. Не понимаю, откуда взялась наглость, но я поинтересовался: «Роль хорошая?» «Офигенная», — ответил он, употребив гораздо более смачное выражение.
При чем тут наглость?
На втором курсе института я болел картиной «Свой среди чужих», потом совершенно необдуманно клишировал поведение героев из «Рабы любви». В возрасте 35 лет был ошарашен «Обломовым». И так далее… Михалков относится к тем режиссерам, в чьих картинах соглашаешься играть по определению. Без вопросов с твоей стороны и объяснений с его.
Не боялись, что можете не справиться?
Мне вручили сценарий, изготовленный словно какая-нибудь «Золотая книга Отечества»: шикарно изданный, в красивом переплете. «О, мама мия, — подумал я. — Неужели мне нашлось место внутри этого мемориала?» Я начал читать, мне все очень нравилось, но себя я обнаружил странице на сороковой. Стал листать с начала — может, пропустил что? Нет. У всех героев есть монологи, они рассказывают о своей жизни, плачут, смеются, кричат, так или иначе объясняют свое поведение. Монолога нет только у меня. Я подумал тогда, что проживать эмоции молча может быть гораздо интереснее, чем их объяснять.
Ваш герой, прямо скажем, не слишком симпатичный: эдакий великовозрастный маменькин сынок, хоть и Гарвард закончил.
Я знаю таких пожилых мальчиков, за которых мамы решают все — где учиться, как жить, с кем спать и с кем воевать. Это великая жизненная трагедия, которая тем не менее построена на большой любви. А все, что делает Михалков, — тоже, по сути, о любви.
Персонаж ваш получился очень адресным и узнаваемым…
А вот это мне абсолютно не важно. Будем считать все совпадения случайными. Еще читая сценарий, я поймал себя на мысли, что авторы любят всех героев, кроме моего. Больше того, они к этому телевизионщику относятся брезгливо, как будто вся их явная и скрытая ненависть к телевидению (справедливая или нет — другой вопрос) воплотилась в этом персонаже. И то, что Михалков пригласил узнаваемого телевизионщика играть этого самого ненавистного телевизионщика, — это еще один гениальный режиссерский ход, коих тут не счесть.
Михалков говорил, что «это картина для тех, кто пытается понять самих себя», и если она «зацепит», то захочется ее пересматривать еще и еще раз.
Я сам с нетерпением жду именно телевизионной премьеры. Мне кажется, что, оставшись наедине с фильмом, лишившись поддержки зрительного зала, понять и прочувствовать ее можно намного лучше. Тем более что Михалков сделал специальный телевариант картины, расширил какие-то линии, и то, что звучало
лишь намеком в киноварианте, здесь проговаривается до конца.
Да и материал благодатный — 12 вариантов для самоидентификации…
Если всех зрителей условно разбить на фокус-группы, каждая найдет «своего» героя. И каждый зритель «споткнется» вместе с ним и многое переосмыслит.
А вас не смущает, что по нашему законодательству совершенно не обязательно единогласное мнение присяжных, и 7 против 5 — тоже результат?
Можно, конечно, сказать, что Михалков допустил некую вольность, создал фантазию на заданную тему. Но мне кажется, все гораздо глубже. И роль самого Михалкова шире председателя присяжной коллегии. Он играет еще и некоего Режиссера (именно с большой буквы) всего этого действа, которому важно, чтобы каждый из членов коллегии не просто понял, что чеченский мальчик невиновен, но и прошел путь некоего самоочищения. И в этом смысле, будучи человеком достаточно хитрым, он мог элементарно скрыть от присяжных нормы российской юриспруденции. Согласитесь, что и такая трактовка возможна. В любом случае это кино не о том, как есть, а о том, как должно быть. Вообще, глядя картину, я могу сформулировать то, о чем по большому счету мечтает сам режиссер.
О чем?
Например, герой Сергея Маковецкого воплощает его мечту о российском Билле Гейтсе: богатый, искренний и честный, в состоянии бороться за правду. И, заметьте, состояние свое он создал не на ваучерах, нефти и газе, а исключительно своим умом. Вы знаете таких олигархов? Герой Ромы Мадянова — порядочный сын скромного, хоть и высокопоставленного (!) партработника. Вы знаете таких? Я могу говорить и о Михалкове, которого Бог наделил талантом за четверых, и об этой очень своевременной и важной картине бесконечно, хотя прекрасно понимаю, что по большому счету «12» — это одна большая мечта, крик вопиющего в пустыне. И наша задача его услышать.
12
Вт 4 — пт 7 ноября, 21.30—22.30,Первый