Шультес | Кино | Time Out

Шультес

Василий Корецкий   9 июля 2008
2 мин
Шультес
Фильм про невозмутимого грузина-карманника Лешу Шультеса с интересным рингтоном на сотовом, который печально перемещается по Москве.

Леша Шультес (Гела Читава), невозмутимый грузин-карманник с интересным рингтоном на сотовом, печально перемещается по московским предместьям, вытаскивая у относительно состоятельных господ то ключи от иномарки, то бумажник.

На работе Лешу сопровождает восьмилетний преемник, умеющий стоять на руках и делать колесо. Дома, в блочной двушке, умирает русская мама. Все, что с ним происходит — адреса, явки, имена знакомых девушек, Шультес записывает в специальную книжечку. Всё.

Очевидно списанный с «Мементо» Нолана и «Карманника» Брессона (вопреки документалистскому бэкграунду режиссера Бакурадзе, вехи воровской судьбы тут явно воссозданы по материалам французского фильма), «Шультес», тем не менее, больше всего похож на совсем другое кино — медленный гиперреалистический европейский артхаус типа Дарденнов или Дюмона. Но снова «но» — сходство это внешнее, способное обмануть только жюри «Кинотавра», месяц назад присудившее картине главный приз.

Если «скучным» европейцам бытовуха и приземленный реализм нужны для того, чтобы сбить пафос с практически сериального нагромождения потерь, прегрешений и искуплений, записанных в сценарии, то в «Шультесе» эта скука — ради самой скуки, списывание ради списывания. Персонаж у Бакурадзе лишен парадокса, загадки и внутренней жизни — во всяком случае, она никак не отражается ни на отрешенном лице Читавы, ни в его экранной биографии. Он просто ворует. Трагическая струна — амнезия, которая по замыслу должна тренькнуть под самый финал, на самом деле дребезжит с самого начала — о том, зачем Шультесу нужна его книжечка, догадываешься со второй записи.

Похожие европейские фильмы настаивают на божественном присутствии даже в тине городского дна — Бакурадзе просто фиксирует на пленку рост плесени. Тут очень кстати вспоминаются слова Леонардо да Винчи, который предупреждал, что бесконечное копирование художниками старших коллег ведет к упадку искусства, а потому всем надо брать пример с Джотто, который в юности жил в горах среди скота, никаких мадонн не видел, и поэтому рисовал коз — зато хорошо и с натуры.