Политика выбила меня из фандоринского седла
— Биография Григория Чхартишвили в общих чертах известна. В своем блоге вы описали Анну Борисову: «Образованная дама, которая вошла в возраст свободы». Как бы вы описали Бориса Акунина и Анатолия Брусникина?
— Акунин — беллетрист, которому хочется попробовать себя в более тяжеловесных жанрах, из-за чего отчасти возникла «Анна Борисова». Анатолий Брусникин работал в одном из подмосковных исторических музеев, пока не разбогател на успехе романа «Девятный Спас». Потом стал жить в свое удовольствие, деля время между научной работой «для себя» и сочинением исторических романов. Счастливый человек, по-моему.
— Чем автор-женщина отличается от автора-мужчины?
— Я не женщина и никогда ею не стану, поэтому мои представления о женском психологическом устройстве — очередная беллетристика. Скорее всего, «женский стиль письма» я себе выдумал. Гендерные признаки у этого стиля следующие. Во-первых, дискретность повествования, то есть перескакивание с одного на другое из-за принципиально иных взаимоотношений со временем. Во-вторых, приоритет частного над общим и детали над целым. В-третьих, гораздо меньший, чем у мужчин, романтизм. В-четвертых, гораздо большая сентиментальность. Ну и еще некоторые менее радикальные вещи.
— Среди известных писателей многие пытались повторить свой успех, начиная писать под псевдонимом. Как правило, это не удается. Почему?
— Всякий большой успех на книжном рынке — счастливое сочетание факторов. Мало написать хорошую книгу, мало обзавестись хорошим издателем. Тут есть еще некая мистика, расположение светил. Мировые издатели до сих пор не могут толком объяснить фантастический успех «Кода да Винчи». В истории с Брусникиным мне, в частности, хотелось сконструировать новый бренд идеальным образом — без расчета на удачу и светила. Результат неплохой: 850 тысяч экземпляров без всякого «акунинства». А теперь, я полагаю, многие из моих всегдашних читателей присоединятся к этому числу. Но это уже к издательскому эксперименту отношения иметь не будет.
— Почему давно ничего не пишет Григорий Чхартишвили?
— Пишет. Как раз сейчас, когда политические события выбили меня из фандоринского седла. События «к суровой прозе клонят».
— Возможно ли, что Чхартишвили в последнее время будет все больше занят общественными делами?
— Боюсь, мне никуда от этого не деться. Нас таких, временно «выбитых из седла», много и с каждым днем становится все больше. Нормально, по-моему.
— Есть требования, сформулированные после митингов. Какие из них могут быть выполнены?
— Все. И в еще большем объеме. Но не сразу.