Фландрия

Деместр, хлопец из французской глубинки, доканчивает последнюю выпивку с дружками, прижимает напоследок девчонку у костра, последний раз выезжает на тракторе в поле — перед отбывкой в армию надо столько всего успеть! Штука еще в том, что Деместр с приятелем Блонделем, тоже призывником, — мужские стороны классического любовного треугольника. Их конфликт так и остается неразрешенным на момент призыва.

Пасторальную идиллию сменяет африканская пустыня, и достаточно полдюжины бритых лбов в хаки и пары-тройки гортанных арабских фраз, чтобы в зале зашептались: "Ох-ах, это же про Ирак". На самом деле во "Фландрии" все куда проще. Режиссер Дюмон и стоящие за него горой члены каннского жюри (в прошлом году, например, они дали Гран-при "Фландрии", а в 1999-м — дюмоновской же "Человечности") давно уверяют нас в том, что передовое кино и смотрибельность — вещи взаимоисключающие.

Ужасы войны, в своей массе располагающиеся ниже пояса (имеются и групповое изнасилование, и кастрация), подаются Дюмоном в общих чертах. В главных ролях тут не то чтобы ненастоящие актеры — с такими заторможенными реакциями их и настоящими людьми-то назвать сложно. Если захочется возмутиться — а где же чувства? — то надо вспомнить, что Дюмон — не Калатозов, он преследует совершенно иные цели. Какие? Ну не сосредоточенное же формулирование финальной фразы "Je t'aime", занимающее полтора часа.

Устами служивого тут глаголет "люблю" сам режиссер, но выходит все так робко и неуверенно потому, что приходил он в кино с целью уничтожения всего. Предыдущий фильм Дюмона "29 пальм", например, тоже был вроде как про любовь, а закончился кровавым суицидом.