Хребет дьявола | Кино | Time Out

Хребет дьявола

Глеб Борисов   12 февраля 2007
2 мин
Хребет дьявола
Сопящий призрак мальчика Санти обещает скорую смерть всем в приюте для детей, находящегося посреди бескрайней степи.

Гражданская война в Испании близится к концу, и пока франкисты стройными рядами ставят "наших" к стенке, республиканского сироту Карлито отвозят в приют. Приют времен Царя Гороха возвышается посреди бескрайней степи, за его монастырскими стенами товарищи коммунисты прячут золото партии, а во дворе идолищем торчит неразорвавшийся фугас. Все это с самого начала попахивает неприятностями. Но малышне не до того, она занята своими обычными делами: обменом комиксов на шарики из соплей и грязи, изучением женской анатомии и запугиванием друг друга историями про Того, Который Сопит. Вскоре малышу Карлито явится, оставляя после себя кровавую взвесь в воздухе, предмет ночных страхов — сопящий призрак мальчика Санти — и пообещает всем скорую смерть.

Как известно, добрый толстяк дель Торо давно и практически для себя снимает большую хоррор-трилогию детства, упорно помещая ее в декорации франкистской Испании. "Хребет", снятый 2001 году и выпущенный у нас сейчас только по доброй воле прокатчиков, — первая ее часть, недавний "Лабиринт Фавна" — вторая. Эти фильмы чудесным образом реабилитируют самый дурацкий из возможных жанров — "взрослую сказку". Дело в том, что, препарируя мир детства (а этого бы постеснялся даже дебютант), дель Торо не оставляет эскапизму ни единого шанса: реальность и мистика сходятся даже не на экране, а по углам темного зала. Бежать некуда, в этой диалектике грань между живым и мертвым совсем истерлась: в бомбе действительно томится дьявол, да и смерти, пожалуй, толком нет.

Согласно мифологии дель Торо блаженны в этом мире лишь старики и дети, коммунисты — носители христианских ценностей, а мухи — знамение апокалипсиса в отдельно взятой стране. Корни странной фантазии режиссера принято искать в его католическом воспитании, и если бы не оно, "Хребет" можно было бы счесть японской историей "квайдан", где призраки стоят прямо за спинами живых. Но для дель Торо пришельцы с того света — не всамделишный сон, не бездна ужаса, а метафора самого киноизображения: "Что-то мертвое, что кажется живым; чувства, застывшие во времени".