Даниэль Штайн, переводчик | Главное | Time Out
Главное

Даниэль Штайн, переводчик

Михаил Визель   15 ноября 2006
3 мин
Даниэль Штайн, переводчик
Людмила Улицкая отказалась от мысли написать документальную биографию необычного человека - и написала вместо этого роман.

В августе 1992 года в гостях у Людмилы Улицкой проездом из Израиля в Минск оказался семидесятилетний Даниэль Руфайзен, чья биография не могла не заинтересовать писательницу, получившую в тот момент широкую известность благодаря "Сонечке".

В годы войны Руфайзен, ассимилированный польский еврей, сумел выдать себя за полунемца-полуполяка и устроиться переводчиком в гестапо на территории оккупированной Белоруссии, чтобы передавать партизанам оружие и помогать согнанным в гетто евреям. Подслушав телефонный разговор о готовящейся ликвидации гетто (естественно, со всеми обитателями), он организовал массовый побег, понимая, что тем самым разоблачает себя и обрекает на мучительную смерть. Однако Даниэлю удалось бежать, его укрыли монахини. И за год, проведенный под кровом монастыря, он стал ревностным католиком, а потом — и монахом ордена кармелитов.

Но при этом отгораживаться от мира брат Даниэль и не думал. В 50-е годы он переехал в Израиль и вскоре организовал в Хайфе небольшую общину — не столько религиозную, сколько благотворительную. Ведя службы на иврите, он оправдывал это не только тем, что это общий язык его прихожан — поляков, венгров и других, — но в первую очередь тем, что это язык, на котором говорили Иисус и апостолы. Более того: он считал, что его община — это, в сущности, возрождение иудеохристианской церкви Иакова, брата Господня, существовавшей в Иерусалиме еще до начала деятельности апостола Павла. Возрождать же эту забытую страницу истории раннего христианства необходимо потому, что только таким образом раздираемая противоречиями христианская церковь обретет вожделенное единство.

Задумав написать строго документальную книгу об этом человеке и его деятельности, собрав массу документов и опросив множество людей, Людмила Улицкая отказалась от этой идеи, мало соответствующей ее темпераменту и складу писательского дарования. "Пишу и заливаюсь слезами. Я не настоящий писатель. Настоящие не плачут", — честно признавалась она. Вместо этого Улицкая написала типичный для себя роман, умело замесив густое тесто из переплетенных человеческих судеб и семейно-любовных драм в пяти странах (России, США, Израиле, Польше, Белоруссии) на фоне мировых катаклизмов. Только на этот раз — в виде расположенных в хронологическом порядке писем, дневников, расшифровок интервью и лекций, в которых говорят, действуют, а порой жестоко ругаются жизнерадостные калифорнийские геи и угрюмые сионисты — поселенцы на арабских территориях, израильские священники и монахи всех конфессий, арабы-христиане и профессор иудаики, страдающие комплексом вины немцы и "воцерковившиеся" бывшие упертые коммунистки. Порою они полны благости, а порой предстают в очень неприглядном виде.

Эти квазидокументальные, искуственно "подсушенные" по языку тексты перемежаются пятью подлинными письмами самой сочинительницы, Людмилы Улицкой, своей итальянской подруге Елене Костюкович. Из одного такого письма и взяты приведенные выше эмоциональные слова. Вероятно, выбор адресата неслучаен. Костюкович — знаменитый переводчик, и брат Даниэль, обладавший редкими способностями к языкам, тоже всю жизнь занимался переводами. А переводчик — это не тот, кто знает, как звучит одно и то же слово на разных языках, а тот, кто старается помочь разным людям понять друг друга. И похоже, название этой чрезвычайно насыщенной книги надо толковать именно в этом смысле.