Возвращение
Вернувшись с похорон матери своей подруги, некрасивая парикмахерша Сол (Лола Дуэнас) обнаруживает в багажнике машины свою собственную мамашу (Кармен Маура), похороненную года три назад. Оправившись от минутного шока, Сол жалуется призрачной маме на жизнь, укладывает спать, а на следующее утро красит ей волосы в модный черный цвет и приставляет под видом русской гастарбайтерши мыть головы клиенткам. В случае опасности разоблачения покойница ловко забирается под кровать и сидит там, давясь от озорного смеха.
В это же время другая, сногсшибательная, дочь воскресшей (Пенелопа Крус), изящно оттопырив зад, запихивает в рефрижератор труп своего никчемного мужа. Судя по ее раздраженному, но вовсе не огорченному лицу, дело это в здешних краях обычное — ну, напоролся на нож, приставая к собственной дочери, с кем не случается. Итак, жизнь продолжается, несмотря ни на что: дамы сплетничают, работают, ходят на корриду, глазеют на мужиков в баре и утешают осиротевшую подружку, у которой врачи тут же находят рак в неизлечимой стадии.
Администраторам видеомагазинов, куда «Возвращение„ непременно попадет из переполненных кинозалов, следует готовиться уже сейчас. Повесить отдельную полку и прикрутить к ней бронзовую табличку с надписью “Вам, женщины!„. Стружки мыльной оперы, которыми набиты все последние фильмы Альмодовара, в “Возвращении„ слипаются в памятник домохозяйке с засученными рукавами, нервным лицом Пенелопы Крус и дерзко поднятой попой. Попу специально увеличивали художники по костюмам — и Альмодовар явно гордится своей режиссерской находкой. Камера, как прохожий холостяк, с тоской глазеет на этот признак породы и, вздохнув, отворачивается — только для того, чтобы через пятнадцать минут как ни в чем не бывало уставиться в декольте. Впрочем, Альмодовар тут же вспоминает о том, что его фильм — это все-таки не пип-шоу, а песня о малой родине, гимн непотопляемым синьорам из захолустной Ла-Манчи. И вот мы проваливаемся в женский мир, где мужья и прекрасные незнакомцы с гитарами существуют только как досадная неизбежность, как громоздкая мебель в гостиной — ну или как тема для пересудов. У них, разумеется, нет ни совести, ни души, и если они умирают, то уж навсегда. У женщин все по-другому — их жизнь и смерть, обе в юбках выше колен, стоят на пыльной дороге и обсуждают цены на мясо. При таком положении вещей возгласы типа: “Вы слышали?! У Августины рак! Похлопаем Августине!!!», — кажутся совершенно нормальными. Ну да, у кого-то рак, у кого-то ремонт, у кого-то муж в командировке, а у кого-то в морозилке. Бабья доля, дело житейское.