Львиный мед
Затевая серию "Мифы", британское издательство Canongate предоставило авторам свободу в выборе темы и трактовки. Ведь миф подобен матрице или, проще говоря, формочке — каждый волен наполнять ее своим содержимым. Англичанка Уинтерстон и канадка Этвуд проиллюстрировали при помощи античных персонажей (Геракла и Пенелопы соответственно) отвлеченные размышления на моральные темы. Наш Пелевин со своим "креатиффом о Минотавре" воспользовался ими для создания оригинального остроактуального романа.
Известный израильский писатель Давид Гроссман пошел по другому пути. Его "Пчелиный мед" — это толкование ветхозаветной истории о силаче Самсоне. Отношение современного автора к древнему тексту далеко от ортодоксального, но сам принцип комментирования, расширения скупых библейских строк освящен тысячелетней традицией иудейских книжников.
Самсону посвящены всего три главы в Книге Судей — их канонический русский текст приведен в книге в качестве приложения. Эти немногие страницы не менее динамичны, чем современный боевик. Достаточно вспомнить финал: коварная Далила выведала секрет его нечеловеческой силы — с рождения нестриженные косы, — обрила, пока он спал у нее на коленях, и выдала врагам-филистимлянам (которых, кстати, считают предками современных палестинцев).
Самсона ослепили, и он ворочал мельничные жернова, пока волосы у него не стали отрастать. Древняя истрия гласит, что почувствовав возвращение своих богатырских сил, слепой герой обрушил свод помещения, при этом погиб сам и погубил больше людей, чем за всю свою жизнь.
Давид Гроссман признает: что ни говори, Самсон выступил как первый в истории террорист-смертник. Да и вся его жизнь — череда жестоких поступков: обидевшись, что гости на свадебном пиру обманом выведали ответ на предложенную им загадку, он убивает тридцать человек. И это герой, именем которого называют армейские подразделения и спортивные школы. "На самом деле,- замечает здесь автор, — в реальности государства Израиль иногда обнаруживается то же неадекватное отношение к собственной силе, что и у Самсона. Поэтому огромная военная мощь, которой владеет сегодня Израиль, не раз оказывалась богатством не впрок".
Но Самсон — не просто громила; он еще и поэт. Чего стоит та его загадка-"неберучка": "Из ядущего вышло ядомое, и из сильного вышло сладкое", то есть в остове льва, убитого Самсоном голыми руками, поселились дикие пчелы, у которых можно черпнуть меду. А чтобы в очередной раз отомстить филистимлянам, он ловит триста лисиц, связывает их попарно хвостами, втыкает в узлы горящие факелы и запускает на поля. Зачем, казалось бы, возиться с разбегающимися зверьками тому, кто может побить тысячу человек ослиной челюстью? А затем, объявляет Гроссман, что Самсон — первый в истории мастер перформанса!
При внимательном чтении каждая строка древней скупой хроники наполняется множеством деталей. И эти толкования напоминают нам, привыкшим к бестселлерам-однодневкам, что есть тексты, заслуживающие иного обращения. Покрытые письменами страницы трехмерны, в них можно углубляться до бесконечности.