Убежище 3/9
Кажется, чего проще — упаковать все нехорошие предчувствия последнего времени в русский фольклор. Тот смысл, что отдает ветхо- и новозаветными рефренами, Анна Старобинец переводит в родные, колыбельные категории. Восточный дуализм представляют братья — Кощей Бессмертный и вечный рассказчик, «тот, кто мед-пиво пил„. Падшего ангела — злая ведьма Люсифа, живущая в соблазнительном шоколадном домике. Героя, связывающего судьбы всех в единый узел — не Иешуа и даже не Яша (хотя Яша — это, по идее, Иаков), а Иванушка-дурачок. Жили-были Мария и муж ее Иосиф. И был у них сыночек Яша. Попросился он гулять в Чудо-град, в парк аттракционов, в Пещеру Ужасов, в дом под номером три дробь девять, тридевятое царство, то есть. Упал, грянулся оземь, тут и дух вон. Пережил Яша трепанацию черепа и, с одной стороны, стал дурачком-овощем, а с другой — приобрел способность перемещаться между Явью и Навью. Наяву Яша прикован к койке в детдоме для даунов, куда его сдала отчаявшаяся мать, а в Нави он — Иванушка, воспитанник Бабы Яги и мессия, призванный упразднить реку Смородину, этот Стикс русского фольклора, сломать кощееву иглу, подвести к логическому концу изолгавшийся мир людей и дать свободу Нечистым. А Нечисть — это сиамские близнецы Аня и Яна, которые на самом деле — Змей Горыныч без третьей головы, девочка-имбецил с водянкой мозга, она же — Болотный, или Водяной, маленькие дауны-гномики и Баба Яга, которая работает в детдоме нянечкой. Злой гений обоих миров — колдунья Люсифа, когда-то прекрасная дева, а сейчас — искусная гипнотизерша. Люсифа улучила момент, пока отравленный диоксином президент России лежал в клинической смерти, и превратила его в пустоглазого зомби. Посредством своей куклы-марионетки Люсифа тоже в меру сил приближает апокалипсис: ссорит чужих и гипнотизирует своих — через телевизор транслируя то зловещие заговоры, а то просто отсебятину. Книгу апокалипсиса по Александру Афанасьеву (знаменитый издатель русских сказок, трехтомник которого был, наверное, в каждой второй советской семье) придумала Анна Старобинец, в прошлом году прогремевшая книжкой страшилок про муравьев в наших головах. Придумала — именно то слово. Роман-притча — жанр с сомнительными шансами на популярность. Условные характеры, слегка костенеющий сюжет — змеи, которые душат любое метафорическое повествование. „Убежище 3/9“ если и задыхается, то в как следует темперированном ритме: вдох-выдох. Вот родители Иванушки в своих заграницах оборачиваются чудами-юдами, вот ползут на родину. Иосиф — в обличье паука, Мария — в теле отвратительного клошара. Вот Иванушка приходит к ним в кровоточащем воспоминаниями бреду и зовет в тридевятое царство — спасаться. Вот Люсифа бессмысленными словами из телевизора заставляет планету вращаться в нужном ей направлении. Книжка придумана на диво; писательница, словно один из ее героев, карточный шулер Иосиф, стремительно и ловко перебрасывает карты, так что выпадают самые подходящие, зловещей пиковой масти. По увлекательности роман может поспорить с „Одиночеством-12“ Арсена Ревазова, в котором, к слову, так-же фигурировала евангельская парочка, но серьезному изгибу бровей при чтении мешала дзэн-брауновская чепуха про танатологическую секту. Вообще видно, что автор пригоршнями потребляет водицу современной прозы. Антиутопическая интонация — тоже один из наиболее раскормленных брендов в последнее время. Кажется, „Убежище“ не только инвестируется в эту лавочку, но и отчасти ее прикрывает. По крайней мере, трудно придумать сценарий изощреннее, отработать архетипический материал, разыграть его в более популярном ритме. „Убежище“ исполнено как звонкий, насквозь медийный и виртуозный в своем глобализме регтайм — христианская подкладка, фольклорная метафорика и антихрист из телевизора; хотя и не антихрист вовсе, а так, дура в зеленой шляпе. Под финал, когда у Иванушки-дауна ломают в вене иглу, эта замечательная радиопьеса — “говорит Ноев ковчег» — вовсе прощается с эмоциями. Сбивается с сердца. Нечисть отправляется туда, куда и положено картонным скелетам — в Пещеру Ужасов, дом № 3/9 в городском парке аттракционов. Мастерская эксплуатация фобий и ужасов, что логично, завершается полной их девальвацией. Со всей подноготной фольклорной навью Анна Старобинец с блеском разобралась и подытожила. Будем жить, короче. Может статься, и наживем добра.