Мишель

Хаецкая запомнилась в основном по бесконечно обаятельной книжке «Меч и радуга», написанной «в ногу» со Стругацкими и по настоянию издателей (дремучие девяностые, русских книжек почти не печатают) выпущенной под псевдонимом Мэделайн Симонс. После дебюта появилось фан-движение, а писательница продолжила трудиться на довольно герметичной ниве отечественной фантастики, и естественным образом ее творчество оказалось замкнуто в кругу поклонников жанра. Но Хаецкой как автору свойственен и легкий, необыкновенно гармоничный язык, и живой психологизм, и стремление к правде — в общем, многие атрибуты писателя вообще, а не фантаста в частности. Годы спустя новая книжка наконец появилась в издательстве, на продукцию которого принято обращать внимание широкой публики. Строго говоря, «Мишель» написан в жанре альтернативной истории. На основе многочисленных свидетельств о противоречивости характера и наследия М.Ю. Лермонтова автор предполагает существование не одного, а двух «Мишелей». Один — поэт, мизантроп и книжник, знаток Байрона и немецких романтиков, интересующийся вопросами религии и атеизма, всю жизнь проводящий в «культурном слое» и за писанием стихов. Другой — его незаконнорожденный братец годом младше — живчик, красавчик, душка, веселый похабник и отважный бретер. Братья нежно привязаны друг к другу и вместе созидают легенду о Михаиле Лермонтове. Искать в романе напряженные мистические коллизии и третий смысл бесполезно — все эти вещи, столь свойственные жанру, сосредоточены исключительно в исходной идее. В остальном Хаецкая по прежнему следует лучшим образцам советской «высокой» фантастики, в которой самые необыкновенные истории принято объяснять гуманистической подкладкой — не в романтическом смысле этого слова, но в смысле, восходящем ко всему человеческому. Потому и
книжка читается не как развернутая метафора истории, но как жизненное повествование о простоте и обыденности любых совпадений и чудес. У Хаецкой, как и всегда, необычайно живые и непосредственные герои — редкость для современной русской прозы. И в Мишеля, и в его брата-бастарда Юрку веришь без напряжения. Впрочем, если в романе и нет обобщений о широком смысле истории, то некоторые рифмы из современности Хаецкая себе позволила. Так, в гибели Мишеля и Юрки виноват не рок и не высокая поэзия, а случайная осведомленность последнего о темных делишках генералов, контрабандно переправляющих чеченцам оружие. Юрка по обыкновению делится впечатлениями с
Мишелем, а тот мигом отображает действительность в главе «Тамань». Такая близость и в конечном счете единство автора — Мишеля с персонажем — Юркой — приводит к одному на двоих печальному финалу у подножия горы Машук. Ясное и точное воображение Хаецкой, чудесная его легкость и пронзительное остроумие, с которым сделана эта вещь, сообщает детективно-фантастической истории достоверность свидетельства о «частном случае». Единственное, в чем можно упрекнуть автора — в недостатке самоуверенной дерзости, настойчивости, которая могла бы сообщить роману надлежащий масштаб. Можно надеяться, что это будет восполнено в следующей книге?