Морпехи

Энтони Суоффорд, военный в третьем поколении, зачатый во время вьетнамской кампании и выросший в тягостной атмосфере поствьетнамского синдрома (отец ничего не рассказывал о войне, зато выходил к завтраку в халате и гимнастерке), мечтает трахать студенток и читать Камю. Вместо этого Суоффорду (Джейк Гилленхаал) приходится инсценировать эпизоды из "Цельнометаллической оболочки" Кубрика — под рев и ругань сержанта учить устав, отжиматься на кулаках, трубить подъем перед строем (без горна), мастурбировать, бежать кросс в полном боевом обмундировании (сто килограммов за плечами включены), чистить винтовку, смотреть в клубе затертую до дыр копию "Апокалипсиса сегодня", вспоминать подружку и снова мастурбировать. Спустя какое-то время, необходимое для того, чтобы морпех овладел мастерством снайпера, Саддам Хуссейн вторгается в Кувейт и нашего героя отправляют в арабскую пустыню, где все идет по-прежнему — минус кинозал, плюс сорок градусов в тени.

Тут шаблонная армейская комедия (бестселлер реального ветерана Суоффорда, по которому снят фильм, вообще на четверть состоит из бородатых армейских анекдотов) начинает пробуксовывать и, наконец, совсем увязает в песках однообразия и застоя. Настает время драмы, даже трагедии. Но не трагедии бессмысленных жертв или, скажем никому не нужного героизма, а печальной истории о неизбывной тоске, невозвратимо растраченной на учениях или в нарядах молодости, и сперме, бездарно размазанной по ладоням. Однообразная череда бледных, пыльных дней службы время от времени разрывается каким-нибудь ЧП, но самые важные эпизоды "Морпехов" — это вовсе не нервные срывы (смехотворные по меркам российской армии), не военные операции (их тут как раз почти что и нет) и даже не адские панорамы горящих нефтяных полей, где среди километровых факелов бегают пропитанные черным маслом кони и люди. Апогей этой истории — в двух похожих эпизодах армейского буйства, на Рождество и в день отправки домой. Десятки полуголых мачо в камуфляже обливаются самогоном, палят в ночь из автоматов и выделывают гомоэротические коленца под одобрительный вой однополчан. Это безудержное и, в общем-то, жизнеутверждающее тестостероновое помешательство уживается здесь с мизантропией и фатализмом — они хорошо читаются между строк армейских баек и строевых речевок. Вообще, Третья мировая автора "Красоты по-американски" Мендеса многим напоминает Первую мировую — такую, какой она выглядит в желчных мемуарах ее ветеранов. И там и там война — тупое бюрократизированное мероприятие, в котором нет места ничему личному, но в Аравии этот Молох приобретает уже совершенно гротескные черты. Например, за всю кампанию Суоффорд с напарником (Питер Скарсгаард) так и не смогли застрелить ни одного врага, хоть очень старались. Они пришли в пустыню, готовые подружиться с ужасом и моральным террором — а нашли тут только сарказм и цинизм.