Для меня быть актером — значит играть
Что особенного нашел в шекспировской комедии режиссер Коршуновас?
В постановке «Укрощения» обычно выбрасывают интродукцию. А там, как в «Гамлете», приезжает труппа актеров, и ее просят разыграть одного пьяницу по имени Слай. «Давайте переоденем его в благородную одежду, внушим ему, что он — благородный лорд». Такой прием — «театр в театре». Труппа как бы играет для одного пьяного. Ему не нравится, он засыпает в середине, когда ерунда какая-нибудь, корчится. Способ существования одного актера, к которому потом подключается зрительный зал.
Вы кого играете?
Гремио — пожилого богатого жениха сестры Катарины — Бьянки. Опять я жених и опять неудачливый (все время говорю, что пора мне играть благородных отцов, а дают несостоявшихся женихов). Хоть и богатый, но несчастный. Ему хочется любви. Ему обидно, что его не принимают всерьез. Над ним откровенно смеются, потому что он старый. Не понимают, что в старости есть свои прелести.
В «Дяде Ване» румынский режиссер Андрей Щербан предложил вам роль как раз любимца женщин Астрова…
Щербан повторил у нас свою прежнюю постановку, которую делал не то в Румынии, не то в Америке. Перенос — это всегда сложно для актеров. Это похоже на массовый ввод. И нам просто не хватило времени, чтобы рисунок, который он предложил, оживить и сделать своим. Поэтому этот спектакль до сих пор «качает». С Астровым у меня совершенно другие взаимоотношения, нежели те, что предложил Щербан. Он какие-то внутренние вещи русской жизни просто недопонимает. Скажем, для человека американского не очень понятно, почему Астров говорит: «Принеси-ка мне рюмку водки!», а в следующий момент уже в свинью пьян. Рюмка водки для человека завязывающего, а потом развязывающего — неизбежный трехмесячный запой. Поэтому для меня его увлечение Еленой — не просто страсть, но болезненная, отчаянная попытка спастись от алкоголизма. Он хоть и отговаривает дядю Ваню, но сам на грани суицида.
Ваша жизнь в искусстве началась довольно поздно — вы поступили в институт в 23 года. Раньше не брали?
Раньше я работал на стройке. А поступил в Щукинское с первого раза.
После чего на несколько лет стали провинциальным актером. Вас «не разглядели» на курсе?
В училище у меня все было благополучно. Но я не мог показываться в театры — зажимался. Вот этот момент — «на продажу» — меня совершенно парализовывал.
А какие амбиции побудили вас пойти в актеры?
Никаких амбиций не было. Для меня быть актером — значит играть. Я был бы, наверное, счастлив и в Иваново до конца жизни, или в Свердловске. Есть хорошие актеры в провинции, а в столице есть плохие. Место работы, по большому счету, значения не имеет.