Интервью: Милош Форман

Насколько вам вообще нравится живопись Гойи?

Честно говоря, когда я начал снимать фильм, то о Гойе не знал практически ничего. Просто однажды я понял, что в 50-х, во время строительства коммунизма и показательных судов, устраиваемых сталинистами, мы заново переживали XVIII век… Есть множество параллелей с тем, что происходило в Испании во времена Гойи, я понял это, когда рассматривал его наброски, картины и рисунки. Общество развивается, а вот люди — нет. Об этом я и хочу заставить задуматься зрителя. Да, еще можно проследить явные параллели с современной войной, с терроризмом: инквизиция допрашивает подозреваемых с явным пристрастием, а наполеоновские командиры уверяют солдат, что их будут встречать как освободителей.

История повторяется. Я закончил сценарий фильма за несколько месяцев до начала войны в Ираке, и в это же время наш вице-президент Дик Чейни объявил, что местное население будет встречать американских солдат с цветами. То же самое говорил своим войскам Наполеон.

А как лично вам удавалось выжить при таких разных политических системах?

Я никогда не мог понять, как устроены тоталитарные общества — хоть фашистские, хоть коммунистические. Сейчас я имею возможность снимать фильмы так, как мне заблагорассудится, но инстинктивно чувствую приближение какой-то волны. История — как маятник, она качается слева направо, а потом снова влево, и в каждой крайней точке ничего хорошего нас не ждет.

У обычных людей нет ни времени, ни желания вникать в тонкости политики. Они всегда движутся в сторону наиболее привлекательной демагогии, и неважно на самом деле, с какой стороны она исходит — от левых или от правых. Сейчас маятник вроде бы стремится к центру, по крайней мере в западном обществе. А происходящее в остальных частях мира для меня — полная загадка.

У вас Гойя скорее наблюдатель, чем герой…

Поэтому я им и восхищаюсь. Ему удалось выжить и донести до нас свои великолепные работы именно потому, что он был трусом, самым храбрым трусом своего времени. Но гениям позволено быть трусами! Гойя старался угодить всем, чтобы его не трогали и давали спокойно рисовать. Сначала он рисовал портреты королевской семьи, потом, когда короля низложили, рисовал брата Наполеона, Иосифа, а когда Иосифа прогнал Веллингтон, он нарисовал Веллингтона, когда Веллингтон привел Фердинанда, Гойя и Фердинанда тоже нарисовал. И слава богу! Потому что, если бы в самом начале своей карьеры он отважно дал отпор инквизиции, у нас бы не было Гойи.

Многие ваши фильмы посвящены конкретной исторической личности, часто в определенный период ее жизни — например, Моцарт в фильме «Амадей», — однако это не биографии.

Биографии скучны, я никогда не стану снимать биографическое кино. Интересна-то не история, а люди и их взаимоотношения.