Застольный период. В 2-х частях. Часть 1. Голубой вагон.

Вот интересно, если пьесу Вячеслава Дурненкова, старшего из тольяттинских братьев-драматургов, прочитают потомки детских поэтов и писателей — Барто, Маршака, Житкова с Заходером, — они обидятся? Между делом в Голубом вагоне упоминается и внук Гайдара — шустрый такой мальчуган В общем, юморист и элегик Дурненков постарался на славу. В его Вагоне едет развеселая компания авторов издательства Детская литература — циников и алкоголиков; каждую цитату из их славного наследия в зале готовы если не продолжить, то произнести одновременно с актерами. Когда высокая, стриженая под Ахматову, Агния Барто говорит, что за Тамару уже получила гонорар, а за перевод африканской поэзии еще нет, зритель — крупный румяный юноша в очках — громко хлопает себя по коленке и ржет как конь.

У Алексея Левинского, помимо остроумия, есть еще два прекрасных качества: вкус к тексту и чувство театральной формы. Его Вагон реабилитирует одного из Дурненковых как драматурга. Единственный в Москве спектакль по пьесе тольяттинцев Культурный слой поставлен в МХТ им. Чехова, зовется Последним днем лета и после премьеры был обруган в прессе последними же словами. Голубой вагон при желании можно было бы насытить бытом и превратить в КВН — но у скромного Левинского, выходца из театра ОКОЛО, получается серьезное и печальное высказывание.

Вместо декораций — одна ширма, вместо реквизита — стук стаканов и скрежет вилок по тарелке, производимый неким Прохожим (поэты испуганно вздрагивают и косятся на озвучку). Чтобы изобразить Чуковского, артисту Плотнову достаточно сесть в профиль к залу и мягко сгорбиться. При таком скупом раскладе каждый вздох и каждое слово, произнесенное грустными сочинителями эпохи советского тоталитаризма, кажется немыслимой ценностью. Как и финальное исполнение вместе с зажатым в угол Шаинским того самого Катится, катится.