Избранное
О мероприятии
Мексиканец Хуан Хосе Арреола — достойный собрат Борхеса и Кортасара, умеющий простыми словами изложить вещи небывалые и непривычные.
В оформлении использована гравюра ХV века "Диковинные звери Святой земли", а после предисловия Юрия Гирина помещена подборка фотографий Арреолы. Этот видеоряд покоряет: худощавый человек с грустно-ироническим лицом, в шляпе-канотье, с тросточкой в руке, с вещим попугаем на пальце напоминает какого-то артиста немого кино, а то и самого Чарли Чаплина. Проза под стать фотографиям.
Мексиканец Арреола настоящий латиноамериканский писатель, достойный собрат Борхеса и Кортасара. Он умеет простыми словами изложить вещи небывалые и непривычные. Особенно ему удаются короткие рассказы-притчи, построенные на материализации абстрактных понятий. Вот, например, "Свобода": "Сегодня провозгласил независимость своих действий. На церемонии присутствовали лишь несколько неудовлетворенных желаний да два-три невыразительных поступка. Обещал быть еще грандиозный замысел, но в последний момент уведомил, что покорнейше просит извинить".
Арреола с величайшим почтением относился к Борхесу, но ни в коем случае не был его подражателем. У мексиканского писателя свой собственный бестиарий, и эти короткие портреты животных хочется цитировать без остановки. Для каждого животного придуманы свой ключ, свой символ. Филин, например, философ. "Прежде чем пожрать свою жертву, филин мысленно переваривает ее. Он никогда не разделается со всей мышью, если не составит себе предварительное представление о каждой из ее частей. Глубоким проникновением своих когтей филин мгновенно схватывает объект и принимается реализовывать собственную теорию познания". Буйвол воплощение восточного мира. "Бесконечно, словно Лао-цзы или Конфуций, он все пережевывает негустую жвачку вечных истин. Чем и заставляет нас признать раз и навсегда восточную природу жвачных". А жаба, которая постоянно подпрыгивает и подскакивает, вообще есть подобие человеческого сердца.
Арреола делил писателей на возможных и невозможных. Борхес, например, был замечательный, но возможный, то есть рассудочный. А Кафка невозможный, он заходил дальше, чем может объяснить сознание. Себя Арреола причислял к невозможным. Зато у русского читателя теперь появилась возможность прочитать его бестиарий.