Империй

Из всей жизни великого римского оратора Роберт Харрис, английс-кий журналист и исторический беллетрист, взял всего семь лет — с 70 по 63 год до н. э., от начала процесса над вороватым сицилийским наместником Гаем Верресом до заговора Катилины; те самые годы, которые превратили Цицерона из неизвестного сенатора в одного из влиятельнейших людей Римской республики. С нынешним романом «Империй» британский прозаик, выстреливший в 1992 году ультраталантливым «Фатерляндом» о выжившем Третьем рейхе, реабилитируется после предпоследних откровенно провальных «Помпеев».

Вынесенное в заглавие книги слово «империй» — это римский термин, означающий безоговорочную власть должностного лица; к ней стремится Цицерон, талантливый малый из незнатной и не самой богатой семьи. На этом пути его конкурентами становятся аристократы с их деньгами и традициями и полководцы, за которыми стоят симпатии легионеров. У нашего героя книги есть только одно оружие — его красноречие, подкрепленное аналитическим умом. Балансируя между разными лагерями, Цицерон поднимается наверх и одновременно защищает Республику — не без помощи своего раба Тирона. Исполняя обязанности секретаря, невольник записывает все речи хозяина — и таким образом становится изобретателем одной из первых систем стенографии. Именно Тирона Харрис сделал рассказчиком в романе.

О Риме писать и легко, и сложно одновременно — эпоха и менталитет совсем другие, источников мало. Но последняя сложность как раз облегчает труд писателя: все знания о Цицероне восходят к двум-трем каноническим текстам: достаточно прочитать их — и ты уже в курсе дела. Роман об античном герое превращается в заполнение лакун от одного общеизвестного исторического факта до другого, от одной знаменитой речи до другой.

Харрис как раз этим и занимается — но не ограничивается: он не только помещает сюжет об исполнении типичной «американской мечты» в контекст Древнего Рима, но и заставляет его героев общаться на языке современных адвокатов и политтехнологов. И это, кажется, неспроста — прозаик пишет не столько о Риме, сколько о нашем времени: о вечном человеческом честолюбии и хрупкости демократии, которую всегда приходится защищать с помощью хитрой системы балансов и компромиссов. И, кажется, в нынешней России его книга о закате республиканской формы правления будет даже актуальнее, чем в англоязычном мире.