Депеш Мод

Сергей Жадан, основной в новой украинской литературе и, ко всему, значительный поэт, успешно распродает тиражи всех своих книжек. Пока все вокруг становилось оранжевым, он выступал на Майдане, был шоуменом на собственных чтениях. Эпатировал, матерился — в общем, очень старался. Российское издание «Депеш Мод» уже раскуплено. Советский депешист — явление, достойное отдельного труда, но настоящая вещь — не о депешистах, а о людях, на чьих кухнях Songs Of Faith And Devotion звучит случайно.

Действие книги — Харьков 93-го. Книжка не может не напомнить наши любимые тексты о мрачных девяностых. Но действующие лица Жадана, в силу возраста и социального положения, пока не говорят на языке товара и далеки от дорогостоящей химзависимости. Это роман-миссия, цель которой формулируется только спустя три диких вступления. Герои берут
ящик водки и отправляются в путь — на поиски приятеля, которого нужно срочно направить на похороны отчима. Долгая дорога проходит в беседах с галлюциногенным Иисусом. Беседы усугубляют состояние обиды на рухнувший режим. Обида приводит друзей (или кто они там) за забор промзоны и вынуждает вынести оттуда эпохальный, по мнению Жадана, бюст члена ЦК. Бюст меняется на двадцать долларов в набитой антиквариатом квартире генеральской дочки,
что позволяет приобрести ящик водки на остаток пути.

И так — не сколько томительных кругов метаний разочарованного девятнадцатилетнего: из-за левого плеча лезут потусторонние коммунисты, из-за правого — ангелы-трансвеститы, вестники-блин-грядущего, и все нашептывают что-то о гражданских свободах. Конфликт классический — между Западом, сущность которого вроде как раскрывается в псевдоистории группы Depeche Mode — борцов на стороне Ирландской республиканской армии, и почившим Союзом. И та и другая сторона — фикция. Но «у них» праздность, героин по талонам, НЛО по телевизору. А у нас проклятое — где вырубить и как выжить. Но это же временно: Иисус и
чучело Дэйва Гэхена в наркотическом муаре призывают потерпеть. Вдалеке маячит обнадеживающая неоновая вывеска: «Это — гедонизм!»

Язык романа максимально достоверен, что заставляет поверить, что автор не взрослый мистик и алкоголик, а само дитя, которому все-таки удается добраться до конечной цели путешествия. Тексту присуща дневниковость: Жадан отслеживает время суток, описывая за главу полчаса земного времени. Книга написана спустя десять лет после предполагаемых
событий, поэтому наполнение диалогов абсолютно произвольное. И фраза «Это Троцкий в Мексике Гамбургского периода» — здесь выглядит самой несочиненной. Очередная модель угрожающей прозы, может разозлить.