Дочь циркача
О мероприятии
Норвежский писатель и философ Юстейн Гордер изобретательно и ненавязчиво рассказывает о кризисе современной гуманитарной мысли.
Норвежского писателя и философа Юстейна Гордера в России не знали до прошлого года, пока на русском языке не издали самый известный его роман «Мир Софии» (1991), в котором вся история мировой философии была увлекательно и просто изложена в виде переписки маленькой девочки с загадочным незнакомцем. Книга на столь специальную тему произвела настоящий коммерческий фурор ее перевели на 35 языков, ежегодно переиздавали, а сам автор в 1997 году основал собственную экологическую премию с призовым фондом в 100 тысяч долларов. Пятилетней давности роман «Дочь циркача» тоже посвящен тонким вопросам современной мысли, однако Гордер и здесь умудрился изготовить для такой проблематики яркую упаковку.
Главного героя книги зовут Петтер, и он с детства (пришедшегося, как и у автора, на 50-е годы) отличается парадоксальным сочетанием незаурядной фантазии, постоянно генерирующей разные занятные истории, и полнейшим отсутствием амбиций. Петтеру прочат блестящее литературное будущее, но ему скучно: «Писать романы слишком обыденное занятие. Романы пишут люди односторонние. Придет время, и писать романы станет так же обычно, как сегодня читать их». Вместо этого он придумывает себе редкостную профессию он тайно продает подуставшим писателям (в том числе весьма знаменитым) литературное сырье: целиком разработанные сюжеты, фабулы, наброски и просто отдельные хлесткие афоризмы.
Вроде бы ничего противозаконного. Но, разумеется, писатели тщательно скрывают не столько от публики, сколько друг от друга, что своими премиями, славой и новыми книгами они обязаны малоизвестному за пределами профессиональной среды литагенту (таково официальное «прикрытие» торговца сюжетами) по прозвищу Паук.
Прозвище неслучайно: расчетливый, хитрый и, главное, фантастически изобретательный Петтер постепенно опутывает своей сетью всю Европу, превратившись из «литературного негра» в настоящего «сверхписателя», чуть ли не Господа Бога от беллетристики. Книги Ветхого Завета, напоминает он, считаются боговдохновенными не потому, что Саваоф продиктовал пророкам и жрецам каждую букву, а потому, что дал им идею, первотолчок каждому по его таланту и наклонностям. И точно так же, как по мере накопления багажа знаний и рефлексий философы ополчились на Бога, объявив устами Ницше о его смерти, писатели ополчаются на своего новоявленного «кукловода» и приговаривают его к физическому уничтожению. Но тому уже и дела нет до этого: Паук полностью поглощен неожиданным завершением своей собственной истории, растянувшейся на 29 лет.
Сосредоточившись на этом нарочито мелодраматичном сюжете, не сразу спохватываешься: Гордер всю дорогу рассказывает нам не о чем ином, как о кризисе перепроизводства интеллектуальной продукции в эпоху постмодерна. Сквозная история, проходящая по всей книге, о дочери директора цирка, которая была воспитана приемными родителями и смогла узнать своего настоящего отца, только упав с трапеции и сломав шею. И, повторяя ее на разные лады, норвежский философ и идеалист ненавязчиво призывает: вернитесь к себе, пока не треснул ваш хребет.