Зверинец верхнего мира

Книжка в трубадурском стиле "тробар кло", что обозначает темную, изысканную манеру повествования, когда слова связываются друг с другом не посредством общепринятого синтаксиса или обыденной логики, но следуют интуиции. Контакт в таком случае неочевиден, но ощущается подспудно. В том и магия. Андрей Темников, фигурант лонг-листа последнего Нацбеста, снискал похвалу и интерес писателя и редактора Павла Крусанова — думается, понятно чем. И тот, и другой работают на фантасмагорию, но Темников делает то, чего не позволяет себе "популист" Крусанов — заметает следы. Читая Крусанова, легко понять, откуда в шляпе берется кролик. Манера Темникова не так эффектна, но более действенна — он не обещает раскромсать статиста, а потом соединить разрозненные половинки; он передергивает карты или предсказывает погоду по наклону травы — занимается вещами сугубо практическими. Его абсурдистский на первый вкус мир — мир скомканных парафразов, скользящих намеков и небрежных умолчаний, работает по тем же законам, что и мир видимый — поскольку первый и есть второй — если позволить себе по дороге с работы до дома остановить машину и посмотреть на отражение деревьев и облаков в лобовом стекле. Книжка составлена из историй, которые не укладываются в жанровые рамки новеллы, повести. Открывающая книгу вещь — "Другие шестьдесят" — сделана в той самой манере средневекового разо — коротенького жизнеописания-комментария к трубадурской песне. Темников до одури поэтичен. Практически любой его текст — попытка описать бытование поэзии в любом мире, будь то замок князя Блаи, лес влюбленных улиток или типовая квартира. Этого автора легко и странно читать, будто тебе показывают прелесть дыхания, стукая указкой в ритме сокращения легких. Темников никогда не станет популярным даже в узких кругах просто потому, что сказать: "Мне нравится эта книжка", — все равно, что заявить: "Я люблю дышать".