Холодный май

Александр Кушнер стал первым лауреатом национальной премии Поэт. На церемонии вручения жюри никак не стало объяснять свое решение: в зале, заполненном профессиональными литераторами, это было совершенно излишне. Но если все-таки попытаться по примеру Нобелевского комитета дать обоснование, то оно звучало бы примерно так: За верность русскому классическому стиху и бережное сохранение его традиций. Наперекор всем лесенкам и верлибрам Кушнер уже почти полвека пишет классическими размерами — и в его исполнении русский четырехстопный ямб оказывается не менее живуч, чем афроамериканский двенадцатитактный блюз.

Мир стихотворений Александра Кушнера — это внутренняя вселенная высокообразованного, культурного человека. Из каждой мелкой черточки реальности поэт способен вырастить многоуровневые рефлексии, прихотливую игру аллюзий и ассоциаций — с античностью, с барокко, с русскими Золотым и с Серебряным веками. И при этом — убежать от любого намека на пафос и надрыв.

Сдержанность и ровный голос позволили Александру Семеновичу с честью пережить мучительный для многих его сверстников распад плотного кокона советской интеллигенции, голосом которой его порой провозглашали критики. Он не впал ни в рифмованную публицистику, ни в ностальгическое брюзжание.

В середине 70-х именно Кушнер придумал чеканную формулировку: времена не выбирают, в них живут и умирают. И поэтому сейчас он с эпическим спокойствием может позволить себе написать:
Мне нравятся чужие Мерседесы,
Я, проходя, любуюсь их сверканьем,
А то, что в них сидят головорезы, —
Так ведь всегда проблемы с мирозданьем
Есть. И не те, так эти неудобства.
Пожалуй, я предпочитаю эти.