Хорошее настроение | Time Out

Хорошее настроение

Хорошее настроение

О мероприятии

Винные пробки бывают трех видов. Первые с легкостью вынимаются штопором. Вторые проталкиваются внутрь бутылки отверткой. И наконец, третьи можно победить, разве что раскрошив ножиком. Повесть Александра Грабаря, проживающего в Германии внука знаменитого художника и реставратора, подобна именно этой, третьей, категории пробок. Безымянный герой повести — бодрый циник, графоман и кровопийца — хочет вместе со своими друзьями и соратниками взорвать Москву, наводнив ее бессмысленной …

Винные пробки бывают трех видов. Первые с легкостью вынимаются штопором. Вторые проталкиваются внутрь бутылки отверткой. И наконец, третьи можно победить, разве что раскрошив ножиком. Повесть Александра Грабаря, проживающего в Германии внука знаменитого художника и реставратора, подобна именно этой, третьей, категории пробок.

Безымянный герой повести — бодрый циник, графоман и кровопийца — хочет вместе со своими друзьями и соратниками взорвать Москву, наводнив ее бессмысленной жестокостью, жестким сексом и хорошим настроением. Свой пафос, как свидетельствует автор, его герой черпает в недопонятом Ницше и недочитанном Паланике. В его книге тени обыденных предметов разных веков перемешаны с параноидальными галлюцинациями властей в кипящем котле коллективного бессознательного. ФСБ всерьез озабочена уничтожением чебурашек-мутантов, истеричный поэт Боб Марля надевает пояс смертника и взрывается на глазах у богемных интеллектуалов, а главный герой все пишет и пишет диковинный роман, сотканный из людских кошмаров.

Повесть Хорошее настроение рассказывает о том, что бывает, когда третьесортное чтиво, бесконечный словесный понос в СМИ и ужасные сновидения вдруг начинают обретать черты реальности. Но та реальность, о которой идет речь у Грабаря, тоже вымышлена, причем настолько, что связь между ее сутью и читательским восприятием теряется напрочь. Пробка сидит так крепко, что вина не испить — текст Грабаря литературен в ущерб здравому смыслу. Он лопается от аллюзий на готику, романтику, Серебряный век, наполнен ирвинуэлшевским порнонаркотическим бормотанием, а синтаксис его по-старорусски вычурен. Все это вместе образует настолько самодостаточную вещь в себе, что проходящий через всю книгу издевательский лозунг Графоманы против наркотиков звучит как цитата из Жалобной книги Чехова: Я — морда твоя.

Билетов не найдено!

Закрыть