Богема | Time Out

Богема

Богема

О мероприятии

Во все времена поэты делились на две категории. Первые — те, кого помнят по их стихам; вторые — друзья первых и авторы мемуаров о них. В отношении сочинителей Серебряного века это разделение предельно наглядно. На сломе эпох, когда невозможно спрятаться за традицию, граница между гениями и просто мастеровитыми стихотворцами становится особенно резкой. Да и сама …

Во все времена поэты делились на две категории. Первые — те, кого помнят по их стихам; вторые — друзья первых и авторы мемуаров о них. В отношении сочинителей Серебряного века это разделение предельно наглядно. На сломе эпох, когда невозможно спрятаться за традицию, граница между гениями и просто мастеровитыми стихотворцами становится особенно резкой. Да и сама обстановка в России в 2030-е весьма способствовала тому, чтобы лучшие поэты быстро становились легендами. Кто-то не по своей воле, как Мандельштам и Гумилев, а кто-то, что страшнее, по своей — как Маяковский и Есенин.

Сами друзья гениев понимали уникальность эпохи. Не случайно в начале 1930-х, едва достигнув 40-летнего возраста, они взялись за воспоминания. Бенедикт Лившиц выпустил свои мемуары о русском футуризме Полутораглазый стрелец, главные действующие лица которых — Хлебников и Маяковский. А Рюрик Ивнев написал Богему — документальный роман о своей жизни в 19181920 годах и Сереже Есенине. Его публикация в полном объеме оказалась возможна только сейчас, когда стала доступна часть рукописи, хранившаяся в закрытых архивах Лубянки.

В центре повествования, кроме Есенина, — имажинист Анатолий Мариенгоф, поэт Николай Клюев, нарком Анатолий Луначарский (Ивнев работал у него). И, разумеется, сам Рюрик Ивнев, который представляется читателю ближайшим другом и конфидентом своих знаменитых современников и не стесняется лишний раз рассказать о себе как о талантливом поэте и безукоризненном джентльмене. В его книге нет умных замечаний и точных обобщений въедливого Лившица — зато мелодраматизма порой в избытке. Но при этом мемуарист со знанием дела воспроизводит невозможную, фантастическую жизнь Москвы времен военного коммунизма, и особенно ее изнанку: игорные дома, подпольные столовые, спекулянтов. А нервный и неровный текст иногда блистает неожиданными метафорами: за столиком его ждала полная дама, похожая на булку, смоченную в молоке.

Билетов не найдено!

Закрыть