«Евгений Онегин» Чайковский

Директор Михайловского театра обладает необходимым для своей должности качеством: его не проведешь на мякине. Он понимает, что хороший продукт не тот, который нравится его производителю, а тот, который котируется на рынке. Поэтому сколько Кехману ни говорили, что у Михайловского театра особый путь и стопроцентная способность покорить мир своими силами, он вскоре разобрался, что почем. И бывшая застойная вотчина Станислава Гаудасинского не сразу, зато неуклонно стала пополняться первоклассными профессионалами и набирать очки.

Приглашение Начо Дуато возглавить Михайловский балет автоматически вывело стационар на площади Искусств на мировую театральную карту. Приглашение на постановку режиссера Андрея Жолдака – такой же кардинальный и важный шаг, но в оперном департаменте Михайловского. Несмотря на то что эпоха штампованных спектаклей Гаудасинского в театре давно закончилась, а в его программе появилось достаточно оперных постановок хорошего и даже отменного качества, ни одного по-настоящему резонансного события на поприще оперы Кехман пока что добиться не смог. И именно у «Евгения Онегина», кажется, на это есть все шансы.

Жолдак – режиссер с громким именем, но пригласить его в оперу до сегодняшнего дня ни у кого не хватало дерзости. Странная сюрреальная эстетика спектаклей украинского постановщика, напоминающих сны – то волшебные, то кошмарные, казалась несовместимой с дисциплиной оперных либретто. Идея ангажемента возникла у критика Дмитрия Ренанского, когда тот посмотрел румынский спектакль Жолдака «Жизнь с идиотом», созданный по мотивам знаменитой повести Виктора Ерофеева. Дело в том, что на сюжет Ерофеева в свое время написал оперу Альфред Шнитке: иллюзорный, выморочный мир, созданный режиссером на сцене, казалось, требовал музыкального сопровождения Альфреда Гарриевича. Театр этот проект поддержал, но до премьеры дело не дошло. Говорят, нашлись протестующие, испугавшиеся вокальных трудностей партитуры Шнитке, да и имя ерофеевского идиота – Вова – звучало в свете текущего исторического момента уж больно кощунственно.

Тогда возник другой, более нейтральный вариант – «Евгений Онегин» Чайковского. Казалось бы, более хрестоматийной партитуры не придумаешь: визитная карточка русской оперы, разошедшаяся на рингтоны. Ставить «Онегина» по советскому канону, с березками из папье-маше и хороводами в кокошниках, уже считается дурным вкусом, да и скучно. Переносить место действия на Марс или допускать, что Онегин любил не Татьяну, а Ленского – опять скучно, да и было все это уже. Даже пытаться выстроить психологически достоверный реалистический спектакль на материале этой оперы (заветная мечта Станиславского) после «Онегина» Дмитрия Чернякова как-то скучно: задача уже выполнена, чего теперь стараться?

Жолдак подошел к вопросу с непосредственностью неофита. Что опера открывает нам о Чайковском? Какие чувства владели композитором при создании этой музыки? Каково послание, вписанное в партитуру? Именно о внутреннем мире Петра Ильича, а не об альковных разборках заспанных помещиков и будет новый спектакль. Задача для повелителя снов и фантазий Жолдака посильная – к тому же его поддерживают мощные силы: дирижер Михаил Татарников, замечательный литовский сценограф Моника Пормале и всемирно известный американский художник по свету Эй Джей Вайссбард.